Мы и сейчас не знаем окончательные цифры погибших в Великой Отечественной советских людей. Они слишком часто менялись и до сих пор разнятся между собой. Но мы знаем, что жертвы были огромны, что СССР понес, возможно, наибольшие в мировой истории потери. Вопрос не в том, чтобы назвать «еще большие» цифры. Уже известного достаточно. А в том, в какой степени мы готовы не перед кем-то, а сами перед собой отвечать за собственную историю, если действительно воспринимаем ее как единое целое.

Сегодня вспоминать об «издержках» войны, о ее теневых и преступных сторонах считается некорректным. Даже антипатриотичным. Ведь мы победители. Именно чувство гордости в первую очередь наполняет наших сограждан, когда они вспоминают об Отечественной войне: мы выстояли, победили, освободили других. Однако всегда надо помнить о цене.

Возвращаясь памятью к войне, просматривая новые и старые документальные кадры под музыку Шостаковича или Вагнера, слушая воспоминания уходящих ветеранов, ощущаешь недосказанность: не про саму войну, не хватает какого-то послесловия, какой-то другой тональности разговора, отсутствует точка. Если война состоялась, любая война, то надо честно ответить, все ли было сделано для сохранения мира, убедить, что ценность жизни собственных граждан не была поставлена ниже политических интриг и властных амбиций. Даже отечественная, справедливая, победоносная война требует отчета власти перед обществом, правдивой исповеди и... извинений. Если не за то, что все-таки не смогли отстоять мир, то обязательно за те ошибки и преступления, которые были совершены.

В последнее время было достаточно «внешних» попыток заставить нас каяться за те военные годы и даже платить компенсации. Допустим, это дань политической конъюнктуре. Наш же вопрос совсем не конъюнктурный: может ли, должна ли страна-победитель извиняться перед своим народом за превышенную по вине тогдашнего руководства цену победы, и может ли это делать нынешняя правопреемница той власти? Уверен: не только может, но и должна. Это и есть последняя точка в войне. Разве это не то же самое, когда настоящий командир извиняется перед матерью убитого солдата -- простите, не уберег. И если этого не сделал, не извинился прежний командир, это становится обязанностью нового. Нравственная ценность покаяния государства перед матерью-родиной за смерть ее сыновей значительно выше для страны, народа, его будущего, чем любая политическая конъюнктура или тем более популистская целесообразность.

Есть покаяние личное, а есть политическое в форме извинения государства перед своим (а иногда и чужим) народом за грехи или огрехи власти и ее политики. Речь идет именно о нравственном покаянии. Послевоенная история человечества отмечена событиями публичного покаяния глав государств -- от имени (пусть даже и не по поручению) своей страны. Известный пример -- почивший не так давно глава Ватикана Папа Римский Иоанн Павел II, который от имени католической церкви покаялся за содеянное инквизицией, за несправедливые обвинения и гонения евреев. Один из первых руководителей новой Германии Вилли Брандт -- за преступления нацизма перед человечеством (кто-то сказал: когда он опустился на колени перед памятником жертвам Варшавского гетто, Германия встала с колен). Первый президент России Борис Ельцин от лица правопреемника СССР покаялся перед поляками за Катынь (правда, теперь и это покаяние российского государства в том или ином виде подвергается ревизии). Когда главы государств собрались спустя 60 лет в Освенциме, они еще раз повинились перед еврейским народом за холокост. Владимир Путин, президент новой России, извинился за еще существующий в стране позорный антисемитизм.

Но я не помню, чтобы мы извинялись за вторжение в Афганистан -- пусть не перед коренными афганцами, а хотя бы перед своими согражданами. Никто в нашей стране так и не покаялся за грехи сталинизма, и последствия не заставили себя ждать -- Сталин вновь популярен и тиражируем, более того, его преступная деятельность подвергается ревизии и амнистии.

Говорю о наших грехах, поскольку они, естественно, ближе, хотя и в мировой, сравнительно недавней, истории их более чем достаточно. Не знаю, было ли за что извиняться Черчиллю, а вот его предшественнику Чемберлену и французскому премьеру Даладье, наверное, есть за что -- за Мюнхен. И Трумэну -- за Хиросиму и Нагасаки. И уж наверняка Джонсону -- за Вьетнам. А Бушу-младшему, возможно, за Ирак.

Извинение может быть только полным и искренним, без традиционных но, ибо, как только появляется но, все сказанное до этого неизбежно девальвируется. Родители и учителя, судьи и психиатры хорошо знакомы с этой смесью извинений и мстительности, покаяния и агрессии. Сразу после войны по горячим следам Карл Юнг написал «Психологию нацизма». В частности, он рассказал, как происходило покаяние немцев сразу после войны: Гитлер и СС -- это, конечно, ужасно, но вермахт -- другое дело, они выполняли приказ; конечно, немецкое государство ответственно за развязывание войны, но ведь многие немцы ничего не знали о концлагерях; к тому же они защищали Европу от коммунизма, и вообще не надо забывать, что перед войной уменьшилась преступность, была ликвидирована безработица, строились автобаны... Юнг констатировал: среди многих немцев сквозит неприкрытое сожаление по поводу той войны, что они все-таки проиграли в ней. Кажется, к счастью для себя (и для других), Германия в дальнейшем сумела преодолеть этот синдром неполного, не вполне искреннего покаяния, но для этого власти и обществу пришлось очень много сделать...

Если наша власть сможет не только поклоняться павшим и живым, но и извиниться, это создаст прецедент ее подотчетности обществу, преемственность ответственности, закрепит сберегательную философию в отношении своего народа.

За последние годы руководство России смогло не ввязаться в конфликт в Югославии, в новую войну в Афганистане, в войну в Ираке. Одни считают, что это признак слабости, другие усматривают в этом исключительно конъюнктурный расчет, но есть еще и совсем иная сторона вопроса -- такая самосохранная внешняя политика нравственна. Хватит с нас на ближайшее и далекое будущее внешних войн, у нас еще старая, чеченская рана кровоточит. Нужно только поставить точку.