К своему 110-летию Русский музей открыл в Москве, в Большом Царицынском дворце, свои выставки «Время собирать..» и «ХХ век в Русском музее». На выставку об ушедшем столетии в Москву привезли «километры» отборных вещей, которые сняли с постоянной экспозиции, вынесли из хранилищ. (Невольно пугает мысль: осталось ли что-нибудь в самом Санкт-Петербурге?) В результате возник эстетический и исторический концентрат невероятной крепости. Для зрителя в узнавании если не произведения, то мастера кроется неиссякаемый источник интеллигентской нирваны -- чувства сопричастности культуре ХХ века, глубокой в ней укорененности, почти соучастия в ее творении. Все близко -- вот Малевич, вот Кабаков, вот Ларионов, вот Энди Уорхол. Последнее имя не галлюцинация воспарившего духа, на выставке действительно присутствует не очень большое, но весьма весомое дополнение из работ Уорхола, Роя Лихтенштейна, Сая Туомбли, Георга Базелица, Джеффа Кунса.

Присутствие работ мэтров интернационального модернизма поначалу воспринимается как оправданное желание музея и впрямь показать все лучшее из коллекций ХХ века. Но позже, вполне возможно вразрез с желаниями кураторов, этот раздел начинает казаться необходимым контекстуальным противовесом, позволяющим взглянуть на выставку с позиций более свободных от местных преференций.

И если название экспозиции, говорящее о «ХХ веке», не включает слово «искусство», то зритель делает вывод, что его приглашают рассмотреть сквозь изобразительную ткань движение челнока истории, увлекавшую самих художников логику событий. Эту логику и начинаешь осознавать от «Демона» Врубеля, самозабвенных экспериментов в области формы и цвета Кандинского, Экстер, Татлина до пугающих прозрений Филонова, далее, до тотально-тоталитарного оптимизма, до Отечественной войны, «оттепели» 60-х, и, наконец, до сложных движений механизмов постмодернистской мысли, трефлексировавшей весь этот путь и свою к нему причастность.

Менее эпична проходящая параллельно в здании Большого дворца Царицыно другая выставка Русского музея -- «Время собирать...». Будучи вполне самостоятельной, она тем не менее служит отличным комментарием-дополнением к первой. На ней собраны вещи из частных зарубежных коллекций. Как утверждают весьма содержательные подписи к работам, многие из произведений впервые в России и ранее были неизвестны даже исследователям.

Самый запоминающийся пример -- «Принцесса и лобстер» -- полотно размахом два на три метра с обнаженной барышней в древнерусском кокошнике с самоцветами, в изумрудном прибое зло таскающей за ус гигантскую креветку. Автор этой картины -- именитый художник Филипп Малявин, специалист по русским бабам в развевающихся сарафанах. В экспозиции и голуборозовцы, и Коровин, и Анненков, и великолепные экзотические работы Яковлева, и отличные фотографии 20-х годов. Большинство работ (как и картина Малявина) создано в эмиграции. Странный и нередко печальный дух русского искусства вне России заставляет по-другому воспринимать вещи, появившиеся и на родине, по-новому оценивать степень завершенности представлений о них и их месте в русском искусстве. В отличие от экспозиции «XX век» это выставка-поиск, выставка-надежда, намекающая, что хотя многое уже найдено и возвращено в ячейки истории, из которых когда-то выпало, еще большее может быть пока скрыто.