Швеция -- новая точка на оркестровой карте мира, ориентироваться по которой нас прилежно учит Фестиваль симфонических оркестров. Карта эта, как выясняется, удивительно разнообразна. Обычно кажется, что симфоническая жизнь и самые яркие ее события происходят где-то в районе Вены и Берлина, ну в крайнем случае в Лондоне или Париже, а конгломерат скандинавских стран представляется тихой и бесцветной провинцией, откуда не стоит ждать никаких откровений. Все это предрассудки: в минувшую субботу симфонический оркестр Шведского радио предъявил Москве такое филигранное качество, что поспорить с ним (не говоря уже о том, чтобы превзойти его) не по силам ни одному из столичных коллективов.

Музыка музыкой, а в оркестровом деле тоже есть свои объективные показатели, которыми руководствуются так же, как при тестовых заездах новых моделей автомобилей. Так вот у шведов они фантастически хороши. Потрясающе скоординированные струнные, блещущие чистотой интонации. Представительная, дородная медь, в особо ответственных местах бравирующая ослепительным fortissimo не хуже любезной сердцу Мариинки. Деликатная, искусная в каждом нюансе группа деревянных духовых, демонстрирующая тончайшей выделки сольные работы -- вспомнить только соло гобоя или флейт. Не случайно главным дирижером этого оркестра вот уже несколько лет является знаменитый британец Дэниел Хардинг -- воспитанник Клаудио Аббадо, он славится необычайной щепетильностью в каждой детали и, бывает, доводит иные коллективы до сумасшествия, требуя аптекарской точности каждого нюанса и каждого штриха. Симфонический оркестр Шведского радио, надо думать, эти потребности маэстро удовлетворяет сполна.

В Москве в качестве приглашенного дирижера коллектив представил маститого финна Лейфа Сегерстама, и он добавил техническому совершенству сотни своих подопечных добродушия и непосредственности, которые позволили воспринимать их не высококлассными ремесленниками, а столь же высококлассными музыкантами. Собственно, когда Сегерстам -- величественных масштабов старец с белоснежной бородой, похожий на Санта-Клауса, -- выплыл на сцену и распахнул свои объятия залу, публика уже была покорена и кредит доверия получен -- настолько радушно и благостно выглядел главный герой концерта. Эти же личностные качества Сегерстама в достатке проявились и в его интерпретациях -- его жест оказался нетороплив и плавен, он словно приглашал музыкантов к взаимному созерцанию звуков, а те отвечали ему улыбками и превосходным результатом. Пусть программа, абсолютно стандартная для Стокгольма или Копенгагена, на наш русский вкус, требующий драмы и конфликта, была пресновата, но три пасторальных опуса подряд (симфоническая поэма «Легенды скал» шведского классика Хуго Альфвена, «Море» Дебюсси и Вторая симфония Сибелиуса) были исполнены такой дивной красоты и, что не менее важно, таким преклонением исполнителей перед этой красотой, что концерт не показался ни однообразным, ни скучным.

Опус Альфвена -- такое же национальное достояние «местного значения», каким у нас являются, например, сочинения Бородина, -- перетек в опус Дебюсси довольно-таки незаметно. И нельзя сказать, что это стало недостатком: от описанных в партитуре шведских скал до французских морских пейзажей, конечно, расстояние солидное, но мановением руки маэстро Сегерстама Средиземноморье Дебюсси обрело более прохладное, нордическое звучание (в Скандинавии с водными пространствами тоже все в порядке), и в таком парном конферансе «Легенды скал» и «Море» обрели очень убедительный вид. Во Второй симфонии Сибелиуса дирижер довольно неожиданно предпочел, наоборот, более теплое, «южное» звучание струнных -- помнится, когда лет пять назад это произведение с разницей в две недели исполняли Михаил Плетнев и Владимир Ашкенази, оба постулировали образы неприступных северных красот, а Сегерстам доказал, что и там, на родине Сибелиуса, тоже бывает солнце -- теплое, иногда даже жаркое. В финальной коде оркестр и дирижер распалились до совершенно гимнического звучания -- и стало ясно, что если бы они предпочли более цветистую и темпераментную программу, с каким-нибудь Чайковским или Брамсом, то она имела бы не менее бурный успех.