Социалистическому реализму, родившемуся после 23 апреля 1932 года как итог постановления ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций», исполняется семьдесят лет. Возможно, не случайно в Институте искусствознания Министерства культуры на днях снова обсуждали, что же нам теперь-то делать с этим методом, требующим изображать реальность в ее революционном развитии. Постановили: считать соцреализмом все самое гнусное (лживое, бездарное, официозное) в искусстве 30--50-х годов, все грязное белье российской культуры, рыться в котором совсем уж стыдно. Рекомендовали: «замочить» соцреализм в Лете истории и при изучении искусства тоталитарной поры больше уделять внимание «человеческому фактору» (отдельным мастерам), а не каким-то там гримасничающим химерам сталинизма.

Этическая позиция ученых старшего поколения, прежде всего Марии Чегодаевой, понятна и вызывает симпатию. Действительно, ну вот жили же живые люди. Два Герасимовых, например. Сергей и Александр. Сергей талантливый. Александр бездарный. Оба оставили в наследство свои версии жирного «Колхозного урожая». Александр потому, что ничего другого не умел. Сергей потому, что хотел получить право писать что-то другое. Зачем же их теперь обоих в одно прокрустово ложе соцреализма втискивать? Индивидуальный подход нужен. Дифференцированный.

Правильно все. На первый взгляд. И тем не менее в такой вроде убедительной программе сидит вирус -- безответственность. Не хотят мэтры из НИИ моделировать историю на манер Бориса Гройса или Екатерины Деготь. И потому оставляют без ответа вопрос: как же так могло случиться, что талантливые художники (Сергей Герасимов, Александр Дейнека, Петр Кончаловский) после рождения Союза художников для себя рисовали хорошо, а для страны -- безнадежно тоскливо и посредственно? Сервильного живописного лицемерия хватало во все эпохи. Но в эпоху барокко, например, официальный заказ не отменял индивидуального качества и маэстрии (вот вам Рубенс с Марией Медичи, наслаждайтесь). А тут различия будто ластиком стерли: по всем холстам ползет дряблая, мутная слизь. Рассыпаясь на отдельные биографии, процесс распространения этой заразившей всех живописной плесени объяснить нельзя. И метод формального анализа отделить зерна от плевел не поможет. Нет в этом стиле (точнее, образе мироздания) деления на хороших и плохих, одаренных и бездарных. Нет лидеров. Нет личностей. Задуман он так безальтернативно. Вот правильные слова Екатерины Деготь: «В основе соцреализма лежит не идея верности натуре, а совершенно другая программа -- попытки построения величественно «никакой» и «ничьей» живописной манеры, утопия абсолютной доступности для всех и каждого, которая чудесным образом обходится без средств и без автора».

Социалистический реализм -- идеальный метод кастрации критического дискурса. Образ комнаты, в которой не увидишь собственного отражения. Комнаты без зеркал. Создан безупречно функционирующий механизм репрессий рефлексии. Главное -- не дать понять художнику, кто он есть на самом деле и что он стоит (в смысле денег и в смысле идей).

Спустя семьдесят лет коллеги из Института искусствознания хотят спихнуть соцреализм в Лету. Рановато. Механизм кастрации рефлексии безотказно работает в официальных институциях и сегодня. Возьмем, к примеру, Российскую академию художеств. Бурная деятельность ее шефа Зураба Церетели -- та же претензия на мифическую тотальность. Церетели -- модернист. В генералах у него (академиках АХ) многие адепты реализма. Среди них -- одиозные Шилов, Глазунов. В закрома своего музея Церетели свозит все -- от раннего авангарда до сюрреализма, постмодернизма, концептуализма. То есть президент Академии художеств руководствуется соцреалистическим принципом «взятия лучшего из всех культур как в области формы, так и в области содержания». В методах позиционирования этого «лучшего» критической дистанции не наблюдается. Такая агрессивная всеядность позволяет снять проблему качества, смысла и образа. Неразличимое нечто становится вселенной, заселенной оборотнями. Казимир Церетели равен там Пабло Малевичу, а тот -- Зурабу Пикассо. Весьма похоже на кишащие композиции церетелиевских скульптур. Обслуживают эту вселенную лучшие искусствоведы страны (из МГУ, Третьяковки, того же Института искусствознания). Многие их тексты напоминают заклинания. Анализ творчества того или иного академика заменятся проповедью идеалов добра и справедливости, скепсис -- фетишизмом, дистанция -- стратегией солидарности. Реальную цену самого церетелиевского искусства вы никогда не узнаете. Даже ту, что выражается в денежных единицах: свои памятники президент академии предпочитает дарить.

«Соцреализм -- авангард по-сталински», -- сформулировал когда-то Борис Гройс. Изобретенная семьдесят лет назад комната без зеркал -- один из последних модернистских проектов новейшего времени. То, что макетом этой комнаты является резиденция нынешнего главного модерниста страны, вполне закономерно.