В первый «иностранный» день (предыдущий, собственно, и открывающий фест вечер предлагал к просмотру «Свадебку» Ларисы Александровой, о которой мы только что -- 29 мая -- писали) на сцену Театра имени Пушкина вышли две труппы -- словенская и итальянская.

Итальянцы -- Театр балета из Турина -- это маленькая труппа, возглавляемая молодым хореографом Маттео Леваджи. Хореограф этот любит работы Уильяма Форсайта -- пламенно и нежно. Любит до прямого цитирования, до стирания собственной индивидуальности. Вообще говоря, конечно, не худший предмет любви, но продукт получается довольно странный.

Для ледяной механики Форсайта, его смертоносных чертежей итальянский театрик не располагает соответствующими солистами, во-первых, и обладает излишним темпераментом, во-вторых. Крепенькие девушки и молодые люди просто не успевают воспроизвести все, что им насочинял Леваджи по канону Форсайта, и вместо строгой геометрии получается какая-то мускульная возня. Ноги не выстреливают в потолок арбалетной стрелой, а вязко пропарывают воздух; танцовщик сажает партнершу на бедро с мрачным усилием пожилого циркового борца. И это вечное стремление итальянцев сыграть какую-нибудь страсть! (В этом с ними могут соперничать только наши соотечественники, обязательно старающиеся найти какой-нибудь сюжет даже в совершенно бессюжетных танцах.) Ну да, вот Леваджи обозначает один форсайтовский пассаж, за ним следующий -- и вдруг артисты, честно занимающиеся геометрией, порывисто обнимаются. С чего? Зачем? Никакого развития чувств дальше -- снова мирные чертежики.

И все три части спектакля -- и «Соло» (в котором было отчего-то несколько человек), и «Шутит, коварная» (кто шутил и кто коварная -- загадка), и «Танцы пчел» -- похожи друг на друга, как пчелы в улье. Нет, ничего катастрофического, нормальная работа -- одна из тысяч сочиняемых в Европе. Но если худрук фестиваля Николай Басин хотел, как он говорил на пресс-конференции, познакомить москвичей с новой хореографией -- это ему не удалось. Новой эту хореографию никак не назовешь.

Что касается словенской труппы, это на афише было так написано: «Фичо балет» со спектаклем «Иван». В реальности на сцене был один-единственный человек -- Горан Богдановски, сам себе основатель театра, хореограф и солист.

Худой мужчина в небольших белых трусиках, сандалиях и очках -- более никакой одежды. Свет в зале притушен, но не выключен окончательно -- автору-герою слишком нужен контакт со зрителями. Он «Иван», то есть любой. (В англоязычных странах спектакль называется «Джон».) Ну вот такой же, как вы, что сидите в зале, уверяет артист. Только не скрывает свои комплексы.

Каждому человеку, очевидно, необходимо внимание других людей -- в той или иной степени. «Ивану» оно необходимо патологически -- он перестанет существовать, если на него перестанут смотреть. И ради этого внимания он извивается так, будто буквально хочет вылезти из кожи, выворачивает руки в суставах до экстремальных углов, превращает себя в какую-то модель работающей машины (иногда, дойдя до крайности, какой-то сустав начинает сопротивляться, и тогда актер до ужаса похож на дрожащую запинающуюся мясорубку, что не в силах справиться с всунутой в нее по ошибке вилкой). Но поразить публику способностью организма завязываться в узел недостаточно; следующий этап -- публику надо шокировать.

«Иван» снимает очки и начинает протирать их трусами (не расставаясь с этой деталью костюма). Затем просто запускает в трусы руку и начинает сосредоточенно копаться в них. (Ну по крайней мере театральных бабушек он шокировал.) Этот аттракцион длился довольно долго -- и иных способов удивить зрителей Горан Богдановски более не нашел.

Еще он зажимал уши руками (видимо, подразумевалось, что неясный шум, сопровождающий это представление, был у героя только в голове) и в финале кокетничал с фотографом, расположившемся в первом ряду партера, -- принимал позы культуриста и демонстрировал несуществующие мускулы (ну да, когда этакая лапша позирует, как Шварценеггер, ну да, немножко смешно). Перед началом было объявлено, что спектакль сделан при поддержке фестиваля. Право, зная, какие копейки получают за свою работу артисты балета «Москва», остается только пожалеть, что эти деньги худрук феста не потратил как-нибудь разумнее. А словенский гость мог бы станцевать у него дома -- и судя по тому удовольствию, с которым он своим танцем занимался, то и бесплатно.