В мае исполнился год, как предприниматель Владимир Кехман водворился в кресле генерального директора петербургского Михайловского театра. В мае театр выпустил вторую за сезон оперную премьеру -- «Любовный напиток» Доницетти. В мае же стало известно, что театр не выпустит заявленную «Орестею» Танеева в постановке Александра Сокурова. Все события, как ни странно, очень монтируются друг с другом, поскольку имеют один, так сказать, источник: психофизический и социокультурный феномен г-на Кехмана.

Александр Сокуров полагает, что причиной закрытия «Орестеи» стала его подпись под письмом против разрушения нынешними городскими властями исторического центра Петербурга: Владимир Кехман либо сам решил не иметь дел с бунтовщиком, либо под давлением Смольного. Возможно, так оно и есть. Вот мой личный опыт: в свое время была закрыта телепрограмма про культуру, которую мы с Татьяной Москвиной делали на государственном телевидении, и причиной -- это было абсолютно точно известно всем -- стала наша политическая нелояльность, проявленная в печатных СМИ, однако руководство телеканала на голубом глазу заявило, что узнало о закрытии программы от нас самих. Поэтому сейчас, когда Кехман утверждает, что дело исключительно в деньгах -- мол, оказалось слишком дорого, а Сокуров вспоминает, как советская цензура уничтожала его картины, и говорит, что ситуация повторяется, мне слишком понятно, что прав тут может быть именно режиссер.

Однако возможно и другое.

За «Орестею» главный дирижер театра (теперь уже бывший) Андрей Аниханов агитировал еще прежнее руководство. Контакты Владимира Кехмана и Александра Сокурова начались отнюдь не в связи с этим проектом и носили характер достаточно близкий: именно в Михайловском театре была устроена петербургская премьера последнего фильма Сокурова «Александра», режиссер согласился стать председателем жюри журналистского конкурса, объявленного театром, и т.д. Логичным, казалось бы, продолжением этого сотрудничества стало предложение поставить монументальную оперу Танеева именно Сокурову.

Достоинства г-на Кехмана суть его же недостатки. Доброжелатель скажет: настоящий импресарио не может не иметь авантюрной жилки -- вспомним хоть Дягилева, хоть Сола Юрока, хоть Брайана Эпстайна. Недоброжелатель сформулирует иначе: да он же просто авантюрист. Осенью решили делать «Орестею». Что значит «решили»? Ну просто договорились. Сокуров сетует, что смету ему никто так и не показал -- это в самом деле так: ее и не могли показать. Потому что сметы не было. Судя по всему, не было и контрактов, а все творческие работы велись на основании устных договоренностей. И оплачивались, кстати, так же.

Когда весной был сдан макет, наконец решили посчитать, во что обойдется осветительная аппаратура, во что декорации, сколько будут стоить костюмы, а посчитав, прослезились: выплыла пресловутая сумма 5 млн долл., о неподъемности которой и заявил гендиректор.

Дальше сюжет в версии театра выглядит несколько водевильно: Владимир Кехман принялся звонить Александру Сокурову, но не дозвонился (что, вообще говоря, возможно -- режиссер как раз летел в Лондон получать награду ООН за «Александру»). Тогда директор попросил художника по костюмам Павла Каплевича осторожно известить постановщика о том, что за такие деньги театр делать спектакль не будет и смета нуждается в корректировке. Следующим узлом сюжета стало интервью Александра Сокурова петербургскому интернет-порталу «Фонтанка.ру», где он сообщил, что «постановка отменена. Причем у меня такое ощущение, что никакого официального объявления по этому поводу в театре нет. Все участники спектакля узнают, что работы прекращены, от меня».

Что именно произошло между разговором Кехмана с Каплевичем и интервью Сокурова, на момент написания этого материала выяснить, к сожалению, не удалось. Скорее всего и не удастся -- само собой, обе стороны конфликта интерпретируют все так, как интерпретируют, а если в этой истории не было подписанного пером, то диктофонные записи и подавно не велись. И уж тем более мы никогда не узнаем, приняла участие в судьбе «Орестеи» Валентина Матвиенко или попросту, как говорит одна героиня Евгения Шварца: «Он спросил, куда я иду. Услышав ваше имя, он поморщился. В нашем кругу мы все владеем одним искусством -- мы изумительно умеем читать по лицам сановников. Вам грозит беда». Или вообще никак не реагировала.

Да это по большому счету и неважно.

Случилось то, что рано или поздно должно было случиться.

В одну упряжку впрячь не можно коня и трепетную лань. Владимир Кехман -- квинтэссенция вкуса нынешней городской власти. Недаром премьера «Любовного напитка» стала частью фестиваля «Черешневый лес», проводимого компанией «Боско» -- той самой, которая минувшей зимой впендюрила свой пошлый каток на Дворцовую площадь, в сердце одного из красивейших классицистских ансамблей мира. Сокуров тогда, помнится, тоже возмущался, вместе с другими представителями так называемой общественности, но кто такая губернатору Матвиенко эта самая общественность? А вот возглавляющий «Боско» г-н Куснирович свой: не только по положению на социальной лестнице, но и эстетически, ментально. И достойной подпевкой катку стала вульгарная расписная русско-народная ярмарка, которую городское начальство на Новый год учинило в другом архитектурном шедевре -- на площади Островского, между Александринским театром и Публичной библиотекой. Да еще написало пятиметровыми буквами «здесь был Вася» на выходящих к Неве стенах величественной и грозной Петропавловской крепости (вернее, написано было «С Новым годом!», но это, собственно, то же самое).

А в Михайловском театре в конце апреля выпустили аляповатого, прямо-таки удушающего пурпурно-золотыми роскошествами «Спартака» -- сон о прекрасном человека, выросшего в коммуналке. И еще там теперь на поклонах из ближайших к сцене боковых лож сыплют лепестки и кидают пучки цветов -- подозреваю, оттого, что г-н Кехман в детстве видел какое-то костюмное кино про оперный театр или просто наслушался арии мистера Икс: «Дождем душистым на манеж летят букеты». Собравшийся на премьере «Напитка» народ, явно не слишком отличающий оперу от балета, тем не менее, заслышав свою любимую музыку для мобильных телефонов -- романс Неморино Una furtiva lacrima, заставил тенора его бисировать, тоже аккурат как в старом театре. Не берусь судить, какую роль в этой акции сыграло шампанское, которым перед началом щедро потчевали в специальном загоне перед входом в театр.

Что ж, буржуазия тянется к искусству. Она осваивает культуру -- не в ленинском значении про сумму знаний, выработанных человечеством, а как осваивают бюджет. Все равно приятно. Приятно, когда тот же Владимир Кехман, нажив миллиарды на импорте фруктов, не на Дибилана какого-нибудь тратится, а все-таки на оперу-балет. Как он их понимает. Но при чем тут «Орестея», огромное вокально-симфоническое полотно, совершенно неснисходительное к праздной публике. Которая, привыкнув за этот сезон, что здесь ей сделают красивенько и зажигательно, отхлынула бы, скучая.

Александр Сокуров назвал решение о закрытии постановки противоречащим интересам зрителей. Да, но не уверен, что зрителей нынешнего Михайловского театра. Всякий, кто видел хотя бы один фильм Сокурова -- художественно сложный, изысканный, насыщенный смыслами, побывав на том же «Спартаке», не может не задаться горестным вопросом: при чем тут Сокуров? Впрочем, то же можно сказать и о самом нашем времени.