«Содружество актеров Таганки» -- из тех театров, куда редко ходят критики. Еще реже о САТе пишут статьи. Здесь нет звездных имен, не бывает и шумных премьер. Репертуарные спектакли играются восемь-десять раз в месяц, все остальное время сцена сдается под антрепризные проекты. Результаты деятельности труппы Николая Губенко всякий раз заставляют задуматься о том, ради чего, собственно говоря, была разделена знаменитая «Таганка».

Пьеса «Очень простая история», которая на днях была впервые представлена в театре «Содружество актеров Таганки», принадлежит перу украинки Марии Ладо. Для начала -- сюжет. Дочь зажиточного крестьянина обнаруживает, что беременна от соседского паренька, сына алкоголика, сломленного не столько смертью жены, сколько перестройкой и реформами. Отец Даши настаивает на аборте. Тут в дело вмешиваются животные со скотного двора (их изображают переодетые актеры и огромные муляжи зверей) -- лошадь, петух, пес, корова и свинья, -- которые и спасают девушку от преступления. Зарезанная накануне свинья улетает в небеса (свиной остов на веревочке подымается из левого нижнего угла портала в правый верхний), становится ангелом и из поднебесья руководит миротворческим процессом. Скоты готовы умереть за людей, которые сами стали зверьми, -- вот мораль украинской театральной басни. Рождение ребеночка в финале (разумеется, в мизансцене Рождества) доказывает всем присутствующим всю жестокость искусственного прерывания беременности.

Спектакль пытается быть мюзиклом: здесь часто поют и пляшут. Звери обращаются к образованному псу с расспросами о человечьей жизни, а пес свойски объясняет им «основы цивилизации». Самое убойное толкование получает вопрос «Что такое деньги?». Пятиминутным рэпом с участием зверей «демократическому зрителю» растолковывают, что деньги имеет только тот, кто ворует, а «народ в карманах имеет гроши». Театр и далее продолжает потакать своим верным зрителям -- старая кляча в исполнении Зинаиды Славиной хочет умереть и стать ангелом-хранителем для неродившегося ребенка: «Я точно в ангелах буду, я ветеран труда».

Искусство, как и политика, может быть и левым, и правым, и центристским, и анархистским. Этим никого не удивишь. Удивительно другое: наши театральные «левые» очень быстро растеряли энергию и эстетический вкус. Некогда профессиональный театр резко падает до уровня наивного искусства, режиссеру Николаю Губенко изменяют чувства логики, вкуса и красоты, а актеры перестают следить за своей физической формой, голосом, музыкальным слухом, речью, сценическим движением, мизансценами. Призванные обладать кипучей, деятельной, революционной натурой, театральные «социалисты» скучны, умильны и банальны. Их революционный дух выражается в том, чтобы потакать вкусам старушек и воровать идеи у Петра Фоменко (деревянный помост, на котором располагаются звери-ангелы, чересчур напоминает «небеса» из «Одной абсолютно счастливой деревни»).

Революционеры без романтики, потерявшие острое чувство протеста, превращаются в кислых моралистов и вместо борьбы с несправедливым социальным строем предлагают борьбу с абортами, Чубайсом и американским империализмом. Нашим театральным бунтарям, увы, не знаком градус левизны Арианы Мнушкиной или Ларса фон Триера. Вместо мощного общественного протеста -- современной трагедии, которая смогла бы зафиксировать ту катастрофу, которая действительно случилась в нашем обществе на наших же глазах, -- театр ставит бездарное агитационное сочинение, где образ великой России «нарисован» гармошкой, удалыми присвистами и бабьим визгом.