|
|
N°36, 01 марта 2002 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Алжир, который они потеряли
Французский опыт принятия невозможных решений
Ровно 40 лет назад, в начале марта 1962 года, на французском курорте Эвиан-ле-Бене начался заключительный раунд переговоров, результат которых стал по-настоящему историческим. Через две недели, 18 марта, представители правительства Франции и алжирского Фронта национального освобождения заключили соглашение о перемирии и праве народа Алжира на самоопределение. Кровопролитная война, которую Париж вел за сохранение владений в Северной Африке, фактически закончилась. 3 июля 1962 года Франция официально признала независимость колонии, перевернув одну из самых трагических страниц своей современной истории.
Глядя на сегодняшнюю Францию, в высшей степени озабоченную правами человека и занимающую едва ли не самую жесткую среди европейцев позицию по Чечне, трудно представить себе, что какие-то четыре с небольшим десятилетия назад Париж гневно клеймил «террористов и их пособников за рубежом», осуществлял строжайшую цензуру всей информации с театра военных действий и даже вводил специальный «комендантский час для мусульман». Французы возмущались вмешательством международного сообщества в их внутренние дела. На Генассамблее ООН осенью 1960 года, той самой, на которой Никита Хрущев стучал ботинком по трибуне, советский лидер обрушился на французов, обвинив их в использовании «авиации, артиллерии, танков, напалмовых бомб и других средств массового уничтожения» против алжирцев, которые «с беззаветной храбростью борются за свободу и независимость родины». Внутри страны любой намек на возможность «отпустить» Алжир вызывал бурю протестов, ведь Алжир, где жил миллион французов, собственно говоря, не считали колонией, воспринимая как неотъемлемую часть собственно территории страны. Пужад, один из лидеров «ультраколонистов», громогласно заявлял, намекая на президента-генерала Шарля де Голля: «Никто, как бы велик он ни был в прошлом, не может отдавать по своему усмотрению немалую часть территории республики, которая является единой и неделимой». «Говорить или писать, что Франция воюет с алжирским народом, поднявшимся на борьбу за независимость, - чистейшей воды клевета! Война в Алжире -- это борьба, навязанная Франции меньшинством восставших фанатиков, террористов и расистов, руководимых людьми, цели которых и иностранная поддержка очевидны». Этот манифест, направленный против иностранной пропаганды по поводу войны в Алжире, подписали 7 октября 1960 года несколько сотен французских интеллектуалов.
Выступления алжирских сепаратистов французы подавляли с жестокостью, какая сейчас могла бы стать предметом рассмотрения Международного трибунала в Гааге. Кстати, о том, как изменилось восприятие французов за последние годы, свидетельствует совсем недавняя история с мемуарами отставного генерала Оссареса, который, не стесняясь, рассказал о пытках и убийствах алжирцев -- ведь шла война. Старик оказался под судом за военные преступления. Нельзя, конечно, сказать, что действия военных на ура воспринимались всеми во Франции: противники войны ложились на рельсы перед воинскими эшелонами и с гордо поднятой головой шли под суд. Французские «ультраколониалисты» создали небезызвестную OAC, «вооруженную секретную организацию», боровшуюся против тех, кто перестал считать аксиомой тезис «Алжир -- это Франция».
Среди последних был и президент де Голль, «отец» Пятой республики, само создание которой было спровоцировано мятежом алжирских европейцев в мае 1958 года. К власти де Голля привели именно те, кто требовал решить алжирскую проблему силовым путем. Однако взгляды генерала, который первоначально жестко отстаивал необходимость наведения в Алжире «общественного порядка», быстро смещались в сторону предоставления ему «широкой автономии», а затем и независимости. В ответ ОАС развязала волну террора, в результате которого в 1961--1962 годах во Франции погибли 751 человек, а в Алжире -- 21 тысяча. В ночь на 22 апреля 1961 года путчисты под руководством генералов Шалля, Жуо, Зеллера и Салана захватили алжирскую столицу. Мятеж был подавлен. Он стал последней каплей, после которой де Голль окончательно решил, что с этой проблемой надо кончать.
Вряд ли боевой генерал де Голль, человек крутого и нетерпимого нрава, убедился к 1962 году в правоте идей алжирских сепаратистов. Просто он понял, что с ними ничего не возможно сделать и дальнейшее сохранение статус-кво будет стоить Парижу слишком дорого. Действия Франции зашли в окончательный тупик, единственным выходом из которого стало признание Алжира. То, что сегодня происходит в Чечне, по безысходности напоминает ситуацию, в которой 40 лет назад оказалась Франция. Полный клинч может продолжаться бесконечно: федералы разгромили регулярную армию боевиков, но с партизанской войной, бесконечными терактами и диверсиями они уже, похоже, ничего не сделают. Сепаратисты же никогда не добьются настоящей победы, однако у них всегда хватит сил не дать одержать окончательную победу России.
Параллели между Чечней и Алжиром вряд ли корректны -- и страны разные, и предыстория отличается, и время нынче другое. Но есть по крайней мере один алжирский урок Франции, который не стоит игнорировать. А именно: в подобных ситуациях решения, только что представлявшиеся совершенно немыслимыми и неприемлемыми, вдруг оказываются единственно возможными и правильными.
Игорь МАКСИМОВ