Самое светское из культурных событий Москвы -- фестиваль искусств «Черешневый лес», который компания Bosco di Ciliegi проводит уже седьмой раз, -- по-настоящему откроется к началу мая. Искусства на нем, как всегда, будут доброкачественные и солидно-элегантные, имена -- только проверенные. Девиз фестиваля в этом году звучит многозначительно и туманно -- «Пробуждение предчувствия, предчувствие пробуждения» -- и, судя по программе, подразумевает прежде всего тему семейную. Тут и в Пушкинском музее выставку от Шагала и Тропинина до Питера де Хоха и Греза назвали «В кругу семьи», и музыкальные вечера отданы целым семьям исполнителей, и киноретроспектива «Взрослодетское кино», включающая картины двух десятков классиков, посвящена главным образом детству. Театральных премьер на нынешнем фестивале две. В середине мая МХТ сыграет музыкальный спектакль «Конек-Горбунок» в постановке Евгения Писарева -- переложение братьев Пресняковых на музыку Сергея Чекрыжева и со стихами Алексея Кортнева. А сейчас, еще до торжественного открытия фестиваля, показали российскую премьеру нового спектакля Олега Меньшикова «1900» по пьесе популярного итальянца Алессандро Барикко.

Самый элегантный отечественный артист Олег Меньшиков -- идеальный выбор для «Черешневого леса», а если учесть, что его новые спектакли редки (со времени последней премьеры, лермонтовского «Демона», прошло уже пять лет), к тому же он всегда выбирает «политику кратковременного блистания», очень быстро снимая новые постановки с репертуара, то ясно, что интерес к «1900» огромный. И светская публика ринулась в Театр Моссовета по первому же зову.

«Новеченто» -- короткий рассказ-монолог, написанный писателем и музыковедом Барикко специально для исполнения в сопровождении живого оркестра. Играют его нередко, играли и в России, но чаще в концертном виде, поскольку музыка тут по-настоящему важна. Ведь речь идет о гениальном пианисте -- подкидыше, родившемся на корабле, получившем по году своего рождения нелепое имя 1900-й и так за всю жизнь ни разу и не сошедшем на берег. И взорванном вместе с отслужившим свое кораблем.

В программке к спектаклю Меньшиков пишет, что давно мечтал о моноспектакле, что история Барикко его пленила, но до сих пор ему страшно в первый раз оказаться одному на сцене. И тут он, похоже, не лукавит: на премьере видно было, что он напряжен, что чем больше хотел казаться непринужденным и пытался веселить зрителей, тем меньше ему это давалось, и зал, полный светской публики, выжидательно молчал, никак не умея взять в толк: о чем бишь речь?

Меньшиков играет рассказчика -- трубача и друга Новеченто, по ходу он ненадолго пытается преобразиться в прочих героев, о которых речь: басит, как громадный черный матрос Дэнни Будман, нашедший подкидыша, тараторит, как корабельный конферансье, скептически иронизирует, как остряк-официант, ходит, согнувшись и свесив руки до полу, и смотрит надменно-тухлым взглядом, как «изобретатель джаза» Джелли Ролл Мортон, решившийся на музыкальную дуэль с Новеченто. В сущности, Меньшиков так и не остается один: вокруг него снуют служители сцены в костюмах матросов и выносят фанерные фигуры некоторых героев, о которых речь, то в одном, то в другом углу сцены появляется актер-двойник, создавая ощущение, что Меньшиков одновременно находится повсюду. Ну а самое главное -- в глубине сцены постоянно играет оркестр, кроме прочего иллюстрируя эпизоды, которые должны быть ударными: музыкальную дуэль и игру Новеченто на рояле, носящемся по палубе во время бури. Но оркестр был вял, оригинальная музыка Андрея Разина, как и Джелли Ролла Мортона с Эрлом Гарднером, звучала бледно, и как ни пытался Меньшиков убедить нас, что речь в его истории идет о гении, это не выходило. И оттого все, что было накручено поверх: и качающийся на трапециях рояль, и вздымающаяся углом палубы сцена, и крошечные корабли, проезжающие в глубине, и даже сияющий огнями макет сцены, который вдруг появлялся в руках у актера, -- все было ни к чему. И для чего знаменитому актеру нужна была вся эта история, что он в ней нашел, так и оставалось неясно.

Список авторов спектакля, указанных в программке, выглядел братской могилой, и только специалист смог бы понять, кто здесь за что отвечал: вероятно, именно Игорь Попов сочинил треугольную сцену-палубу с мачтой-крестом, вероятно, Галина Дубовская занималась режиссурой, а что делали остальные люди -- бог весть. Ну а коли непонятно, кто чем занимался, то и к кому обращаться с вопросами, как в райкинской миниатюре про ателье, не поймешь.

Сам Меньшиков, разумеется, выглядел прекрасно: ему очень шли все эти полосатые костюмы эпохи джаза, шляпы и плащи, он был, как всегда, музыкален и даже немного танцевал, вернее, намечал номер с чечеткой. И праздник Bosco di Ciliegi он не портил: что ни говори, а элегантность и вкус Меньшикова остаются с ним даже в самых проигрышных ситуациях.