Вторая (и последняя) оперная премьера Большого театра сезона-2007/08 продолжила генеральную линию его руководства по обновлению хрестоматийной оперной классики. Последние два года здесь только и ставили самые популярные произведения -- «Евгений Онегин», «Борис Годунов» и «Пиковая дама» были поклоном отечеству, теперь пришла очередь пересмотреть свои взгляды на самую популярную оперу всех времен и народов. Тандем режиссера Дэвида Паутни и дирижера Юрия Темирканова сулил как минимум интригующий художественный результат -- первый из них своим радикализмом известен в той же степени, что и второй -- ультраконсервативными взглядами. Масла в огонь подливали и слухи, что петербургский маэстро категорически не приемлет происходящее на сцене, что вполне вписывалось в сценическую судьбу «Кармен», которая, как известно, произвела скандал на премьере в парижской Opera Comique в 1875 году.

Результат удивил, но не сказать, чтобы приятно. Каждый из двух главных действующих лиц оперы -- а в Большом делали ставку на имена двух постановщиков, а не певцов -- остался при своих взглядах, как будто у каждого из них была своя опера. Юрий Темирканов напомнил о старых добрых традициях исполнения «Кармен» в советское время: с шиком и шармом, с несколько более громкими, нежели хотелось бы, кульминациями, с небольшим налетом «испанистости», с очень добротной, хотя и чуть неряшливой работой оркестра. Репетиций, как это принято в отечественных театрах в последнее время, не хватило -- квинтет контрабандистов по втором акте разъезжался по швам, в знаменитом антракте к финальному действию оркестровые группы не всегда понимали друг друга, но в целом в партитуре чувствовался и необходимый нерв, и теплые тембровые краски, и ритмическая витальность.

Работа Дэвида Паутни озадачила довольно формальным отношением к самому музыкальному материалу. Не похоже, чтобы сюжет хоть сколько-нибудь сильно увлек режиссера. Гораздо больше его увлекло оформление этого сюжета. Зазвучавшие было в начале оперы мотивы послевоенного итальянского неореализма в сценографии (Роберт Иннес Хопкинс) и костюмах (Мари-Жан Лекка) во втором действии вдруг сменились веселенькими 70-ми годами в духе Элвиса Пресли, в амплуа которого предстает Эскамильо, и отвязным трэшем 80-х, царящим в облике контрабандистов, но все эти хронологические сдвиги не прибавили сюжету ни социальной остроты, ни визуальной свежести. Подлинный жанр происходящего выясняется ближе к середине оперы -- когда в массовых сценах все присутствующие на сцене, от главных героев до статистов, начинают приплясывать на музыку Бизе (одновременно напевая), мы наконец-то понимаем, что смотрим мюзикл. А в соответствии с законами этого жанра все происходящее -- предельно ярко, предельно несерьезно и предельно развлекательно; посему вся фабула теряет всякую правдоподобность. Основные мысли режиссера, высказанные им в буклете к спектаклю (чистота Кармен, не желающей идти на уступки окружающему ее обществу, ее личностная свобода и т.д.), со сцены не считываются, все теряется в пестрой суете шоу, и поэтому роковой финал, в котором Паутни резко возвращает действию формат социально-бытовой драмы, вызывает в зале лишь растерянный смех: а с чего это тот парень вдруг набросился на девушку, отколошматил ее головой о твердую поверхность и изрешетил ножом? Все же было так весело...

В предложенной ситуации выбора между более чем традиционным «озвучением» музыкального материала и почти кафешантанной манерой поведения на сцене каждый спасался как мог. Переодетый в Элвиса Пресли (а значит, переделанный из романтического мачо в циркового шута) Александр Виноградов был довольно скован. Четверка контрабандистов (Оксана Горчаковская, Екатерина Головлева, Максим Пастер и Николай Казанский), не поразившая ни красотой голосов, ни актерской игрой, была откровенно ходульна. Американский тенор Жерар Пауэрс, приглашенный на роль Хозе, не успевал за рисунком роли, стараясь совладать с голосом -- красивым и звонким тенором, который, увы, слишком легок для такой «кровавой» партии. Еще одна гостья, записная Кармен нашего времени -- болгарка Надя Крастева, отыгрывала свой образ на известных штампах -- гулкое славянское меццо отзывалось вальяжностью Елены Образцовой, а сценическая раскованность, пусть и несколько наигранная, восходила к Джулии Мигенес, экранной Кармен из знаменитого фильма-оперы Франческо Рози. Лишь трогательная Екатерина Щербаченко в роли Микаэлы напоминала о том, что все-таки в этой опере еще есть что-то серьезное. Или это вообще не опера? Конечно, в прошлом веке из «Кармен» делали и триллер, и детектив, и варьете, да все что угодно, поэтому можно было бы посмотреть ее и в предложенном формате мюзикла. Но ни оперу, ни мюзикла из «Кармен» в Большом театре сделать не сумели.