У главной европейской театральной премии, которую в этом году вручали уже в 12-й раз, есть одна особенность: ее можно получить только лично. Для того чтобы получить свои 60 тыс. евро (если это «большой» приз) или 20 тыс. (если это «малая» награда для экспериментаторов), режиссер должен обязательно явиться на вручение (в данном случае в греческий город Салоники), поучаствовать в конференциях в свою честь и привезти какую-то из своих постановок. В противном случае деньги возвращаются в кассу премии «Европа -- театру». Как выясняется, страшно занятым театральным звездам выполнить это условие не так легко: в прошлом году «большой» лауреат Петер Цадек прислал свой спектакль, но так и не смог явиться сам, что вызвало ожесточенную переписку оргкомитета с режиссером и мини-скандал на премиальном фестивале. В этом году одна из трех лауреатов «Новой театральной реальности», немецкий хореограф Саша Вальц, не явилась сама и не прислала спектакля, тоже вызвав бурю закулисных толков и вернув свои 7 тыс. евро в фонд премии. Зато вместо нее на церемонию вместе с эскизом своего нового «Гамлета» приехал хорошо известный в России литовец Оскарас Коршуновас, чья награда несколько лет назад зависла оттого, что у «Европы -- театру» были организационные финансовые проблемы и она не вручалась.

Для показа Коршуновас ужал полуготовый спектакль до полутора часов, так, что получилась эссенция из кульминаций главных сцен -- строгая черно-белая графика и яростный напор. Тут декорациями служили гримировальные зеркальные столики на колесах, они съезжались и разъезжались, эффектно то умножая, то расчленяя лица, руки и фигуры актеров. Раздражительным, резким Гамлетом стал неизвестный нам клайпедский актер средних лет Дариус Мескаускас, а непосредственной, юной и очень влюбленной Офелией -- не раз приезжавшая в Россию рыжая крошка Раса Самуолите (Джульетта, Сестра из «Огнеликого» и т.д.).

Главный приз нынешнего года был присужден Патрису Шеро -- знаменитому французскому кино- и театральному режиссеру, который приехал, благосклонно участвовал в симпозиумах, посвященных его персоне, и привез два спектакля, где участвовал сам, но не как режиссер, а как актер. «Боль» по военно-дневниковой книге Маргерит Дюрас (здесь он играл с Доменик Блан) и моноспектакль «Кома», подготовленный специально к премиальному фестивалю, были равно похожи на суховатые читки, где актеры на пустой сцене обходились лишь стульями и не выпускали листов с текстом из рук. Полновесную постановку Шеро можно было увидеть лишь в виде фильма: в Салоники привезли картину, снятую по опере Яначека «Из мертвого дома» по Достоевскому и поставленную с дирижером Пьером Булезом при поддержке нескольких музыкальных фестивалей.

Что касается двух оставшихся лауреатов «малого» приза, то из них у нас немного знают лишь одного -- поляка Кшиштофа Варликовски, успешного и модного постановщика, ставящего и в Польше (главным образом во вроцлавском театре Вспулчесны), и в других европейских странах. Одной из последних скандальных постановок Варликовски была опера «Евгений Онегин» в Германии, где Онегин с Ленским оказывались любовниками, но в Салоники режиссер почему-то привез старый спектакль «Очищенные» по пьесе Сары Кейн, пять лет назад уже приезжавший в Россию и давно ушедший из репертуара театра Вспулчесны. Страшная пьеса, полная отчаяния, крови, жестокости и секса, сопряженного с насилием, превратилась в ряд ярких и очень красивых (особенно по свету) картин. И если шесть лет назад, когда этот спектакль вышел, еще можно было говорить, что эффектность -- способ заставить зрителя воспринимать пугающие разговоры о боли, ненависти к собственному телу и изломанной любви, то теперь, когда эстетика театра заметно движется в сторону грубой правды и документа, спектакль Варликовски и вовсе воспринимается как гламур.

Вот так получилось, что главное эстетическое, а также в некотором смысле социальное и политическое напряжение на премиальном фестивале выстроилось между другими полюсами. С одной стороны -- третьим получателем приза «Новая театральная реальность» -- компанией из Германии «Римини протокол», одним из главных новаторов и самых знаменитых «документальных» театров последних лет. С другой -- белорусским «Свободным театром», командой из Минска, которая в этом году с подачи Тома Стоппарда, Вацлава Гавела и других уважаемых людей удостоилась безденежного, но почетного «специального упоминания» главной европейской премии, сопровождавшегося, как водится, показами и конференциями.

Группа «Римини протокол», состоящая из трех авторов-режиссеров, в разных комбинациях соединяющихся для постановок, привезла чудесный спектакль Штефана Кеги «Мнемопарк», уже проехавший по главным европейским фестивалям, но как-то застрявший по дороге к нам, на фестиваль NET. Актеры и сочинители этого спектакля -- швейцарские пенсионеры, увлекающиеся моделированием железных дорог. Вся сцена в «Мнемопарке» заставлена столами, где выстроена маленькая Швейцария, прорезанная железнодорожными путями. Крошечный поезд с прикрепленной к нему микрокамерой едет по горам и мостам, около пастбищ и деревень, и на экран позади сцены проецируется целый мир, пролетающий мимо него, -- с домами, людьми и живностью. А рядом со столами ходят веселые, как школьники, старики, рассказывая о себе и своей стране. Мы узнаем, кто из них когда купил свой первый локомотивчик, волшебные «флэшбеки» забрасывают их в юность, и мы видим, как один воевал, а у другого родились дети. А параллельно всей этой истории выясняется, что количество фермерских хозяйств в счастливой пасторальной Швейцарии стремительно уменьшается, что фермеры разоряются и на смену стадам коров на лужках приходят огромные и бесчеловечные, как заводы, производства сельхозпродукции. Маленькая камера проецирует на экран игрушечных коровок, пасущихся у дороги, и огромный палец, снимающий с травы, будто соринку, коровью лепешку.

Антиглобалистский пафос спектакля наполняет его нешуточной тревогой, но не кажется ни чрезмерным, ни искусственным -- тенденциозность растворяется в реальной жизни людей, которые о ней рассказывают, в остроумии и выдумке режиссера, вплетающего во вроде бы документальный сюжет фантастические полеты в прошлое и будущее, лихие переходы из макета в реальность. И, наконец, уморительные болливудские съемки, где пение и пляски индийских артистов перетекают в такие же пляски пенсионеров среди швейцарских холмов. А видели бы вы, что происходит, когда спектакль заканчивается и «актеры» зовут публику на сцену рассмотреть свою игрушечную Швейцарию с микроскопическими людьми, туннелями, кладбищами и «мясной» горой (к рассказу о перепроизводстве мяса). Видели бы вы, как огромный зал ринулся разглядывать паровозики и как гордились и бережно показывали постройки обаятельные швейцарские старики.

«Свободный театр» из Белоруссии в каком-то смысле тоже работает с реальным материалом. Во всяком случае, из тех трех постановок, что были показаны в Салониках, два позиционировали себя как документальные: моноспектакль «Поколение Джинс», где один из руководителей театра, Николай Халезин, в духе Гришковца рассказывал о своем советском прошлом, где была и фарцовка джинсами, и проблемы с КГБ. И «Зона тишины» (с подзаголовком «Новый белорусский эпос в трех частях») в постановке Владимира Щербаня, где в первой части актеры рассказывали о себе, о страхах собственного детства, во второй артисты перевоплощались в «других» (например, в бомжей), с которыми они специально знакомились (как артисты Херманиса в «Латышских историях»). А в третьей части речь шла уже о стране: в бессловесных скетчах артисты иллюстрировали мрачную статистику белорусской жизни, титрами бежавшую на экране (очень похоже на Blackland Арпада Шиллинга).

Как видите, тут рядом с каждым описанием неизбежно приходится называть первоисточник -- как искусство спектакли «Свободного театра» весьма и неприкрыто вторичны. Зато с точки зрения политики у нас рядом с ними поставить некого. Это действительно команда, строящая свой репертуар и делающая себе имя именно на борьбе с режимом Лукашенко. На конференциях в честь «Свободного театра», подтверждая восхищение европейских театральных деятелей, его руководители говорили о том, что мечтают увидеть, как последняя диктатура Европы падет, рассказывали, каким преследованиям подвергаются их артисты и режиссеры, вспоминали лозунг «За вашу и нашу свободу» и иронизировали над европейскими театрами, боящимися говорить о политике, чтобы не потерять государственное финансирование. Все это вполне воспроизводило принятую сегодня в Европе левую риторику, но белорусы явно передергивали и пережимали. Они заявляли, что «их учитель Вацлав Гавел» призывал их говорить громко и открыто, чтобы привлечь внимание к несчастьям своей страны. Но печальное настоящее Белоруссии не стоило того, чтобы подавать его с такими преувеличениями и торговать неведомо откуда взятой и очевидно недостоверной статистикой, каждое положение которой (например, о феерически высоком проценте самоубийств среди пенсионеров) вызывало дружное «ах!» в сердобольном театральном зале.

Впрочем, похоже, замечали это лишь те, кто приехал из России, да некоторые наши собратья по бывшему соцлагерю. А на финальной торжественной церемонии, получая свою награду, группа «Римини протокол» предложила оставшуюся от Саши Вальц третью часть премии за «Новую театральную реальность» отдать белорусскому «Свободному театру». Жюри пока не высказало своего мнения на этот счет, и вероятно, для белорусов эти деньги были бы нелишними, но возмущаться не приходится: именно так выглядит наша новая театральная реальность.