Однажды один не слишком трезвый и не слишком плохой российский кинорежиссер сказал мне, глядя в глаза, примерно следующее: «Вот за что я вас, критиков, не люблю... Совсем близко к вам, в Одессе -- меньше суток на поезде -- живет гений, а вам это как будто все равно. Написали бы о ней хоть что-нибудь путное». Мне оставалось только отвести глаза.

Теперь этот упрек с нашей критики отчасти снят. Книга Зары Абдуллаевой «Кира Муратова: Искусство кино», вышедшая в «НЛО» в серии «Кинотексты» тиражом 3000 экземпляров, стала первым серьезным монографическим исследованием об одном из наших (украинских? не будем спорить, мы же не Госкино) самых бескомпромиссных и талантливых режиссеров.

Книга Зары Абдуллаевой, наверное, только для тех, кто смотрел Муратову -- от «Коротких встреч» и «Долгих проводов» до «Астенического синдрома» и «Настройщика». Но этих «тех» оказывается на удивление много (в том числе и судя по спросу на первую о ней монографию). Чертова дюжина муратовских полнометражных фильмов не могла оставаться неописанной и неосмысленной (хотя до сих пор это практически так и было). Остроту этой «непризнанности» прибавляло то обстоятельство, что за границей, несмотря на участие в фестивалях первой тройки и всевозможные призы, Муратову так и не раскусили. Может быть, потому, что ждали от нее «фильмов о России», а она снимала и продолжает снимать -- о человечестве. Уж извините за высокий слог.

Книга «Искусство кино» совсем не биографическая и даже не хронологическая. Муратова, может быть, больше из всех нынешних великих нуждалась в описании ее вселенной. Подавляющее большинство рецензий сводилось к штампам, в которых слишком хорошо просвечивало личное возмущение авторов оттого, что с ними играют «не по правилам». Но где, скажите, можно было прочитать о том, что муратовские герои любят, к примеру, произносить одну и ту же фразу несколько раз подряд? А первые, даже несамостоятельные, фильмы уже намекают на «Чеховские мотивы» и «Два в одном»? Теперь есть где. «Как мгновенно узнается муратовское кино? Всем известно: по рефренам, прошивающим ткань совсем непохожих картин». Всем, да не всем.

Концепция книги в нескольких словах такова: Муратова работает в условном пространстве, «возвращая кино его первозданную силу». Отсюда -- убедительные в своей неожиданности отсылки к русскому авангарду, опыту формалистов, Мейерхольду и даже концептуальному искусству. Отсюда -- частые рассуждения о соотношении иллюзии и реальности, условного и безусловного, кино и театра и т.д.

Все это важно и нужно. Только мне кажется, что главное в книге другое. Это ее собственная структура -- рифмованная. Но рифмы соединяют здесь не похожие слова, а фильмы, людей и целые миры. Человека и животное, ребенка и куклу, актера и роль -- слишком долгий получится список... Даже сам язык напоминает ритмизованную прозу. Порой этот ритм -- когда автор чересчур налегает на придаточные предложения, причастные обороты и однородные члены -- может показаться слишком диковинным. Но тем ценнее и веселее вспышки ясности: «То была борьба клоунессы за женщину» (кто еще смог бы так сформулировать интригу «Долгих проводов», всеми любимых, кроме самой Муратовой?). Или легкомысленнее, но оттого еще эффектнее: «Муратовские женщины предпочитают наряжаться ни к селу ни к городу» (это, конечно, про Ренату Литвинову, но не только про нее).

Авторский текст прорежают записанные Зарой Абдуллаевой монологи -- от Натальи Рязанцевой, сценаристки «Долгих проводов», до Геннадия Карюка, бессменного муратовского оператора. Есть еще Шлегель, Туровская, Гвоздицкий, Дзюбенко, Васильев. Но ценность этих вставок не только и не столько мемуарная. Вся эта очень разнородная компания как-то неуловимо напоминает о жизнеутверждающем эклектизме муратовского кастинга. Предваряет все двухстраничный рассказ Муратовой, а завершают -- сценарии «Чувствительного милиционера» и непоставленной «Княжны Мери».

Есть у книги «Кира Муратова: Искусство кино» еще одна обаятельная черта, о которой почему-то очень хочется рассказать. Это ее, так сказать, «цитатный аппарат». Он нисколько не напоминает об унылом поминальном списке в конце докторской диссертации. В ход идет все -- и всплывшая в памяти строчка Цветаевой, и вычитанные в умных книгах рассуждения модных французских философов, и даже приговский «милицанер» -- и тот пригодился. И пусть некоторые из этих цитат по отдельности смотрятся наивно, но все вместе они возвращают редкое и почти недоступное по нынешним временам ощущение единства культуры. И напоминают о том, зачем вообще нужна критика.

А вообще книжка получилась серьезная и грустная. Сам автор все точно сформулировал: «В поэтическом даре Муратовой никто не отказывал. Но признавать, что она, «познав белый свет», уже машет ручкой с другого берега, мало кто пожелал». Зара Абдуллаева признала. Это, наверное, трудно и не очень приятно. Но абсолютно необходимо.