Православные верующие, которые в конце минувшего года на территории Пензенской области окопались в землянке в ожидании обещанного их религиозным лидером скорого конца света, заставляют задуматься над многими вопросами. Среди них есть и такие, ответив на которые, можно многое прояснить в том, откуда и куда сегодня движется Россия.В окружении врагов«Пещерные люди», как назвал затворников отец Андрей Кураев, смутили умы россиян уже только тем, что они являются плотью от плоти Русской православной церкви. Случись подобное с протестантами, католиками, мусульманами, кришнаитами, разговор был бы иной. А так в отечестве случился конфуз: пока ангажированные РПЦ
МП «сектоведы» пугали россиян угрозой «импортированных деструктивных сект», сами православные, проявив все признаки сектантства, в канун Рождественского поста подложили своей же Церкви большую свинью. Поэтому впору задаться вопросом: а таким ли неожиданным является поступок окопавшейся в овраге православной братии?
Любой человек, мало-мальски изучавший историю России и утвердившегося на ее просторах православия, знает, что подобные эсхатологические настроения, издревле свойственные народному сознанию, были усилены дурно понятым Евангелием, в частности Откровением от Иоанна. В апокалипсисе, который и переводится как «откровение», о чем, сделав это слово страшилкой, обычно забывают даже сами христиане, народ склонен видеть не предвестие Царства Божьего, не путь к спасению, а сопровождаемый страшными муками конец света. Поэтому неудивительно, что накапливаемые из века в век суеверия и страхи в атмосфере постоянного ожидания Армагеддона, то есть последней, решающей битвы добра со злом, становятся причиной создания в сознании народа образа врага. Церковь же не только не рассеивала эти страхи, они часто культивировались самим духовенством.
В «лучших» традициях русского православия даже в ХХІ веке РПЦ МП продолжает поиск внешних врагов, вопреки библейским заповедям выискивая соломинку в чужом глазу и не замечая бревен в собственных. Теперь помимо традиционного неприятеля, роль которого во все века в православной России играли «латиняне», то есть католики, эсхатологическими врагами, угрожающими «народу-богоносцу», стали представители многих других конфессий и религий. Особенно тех, которые появились в России относительно недавно.
Если верить историкам, первым известным народом, которому славяне приписывали эсхатологические черты, были половцы. Дмитрий Громов в своем исследовании «Образ "эсхатологического" нашествия в восточнославянских поверьях» прослеживает, как из века в век изменялся образ грозящего концом света врага в зависимости от конкретной исторической ситуации. Врагами, которые демонизировались в народном сознании, кроме половцев в разные годы были татары, поляки, литовцы, французы, немцы и т.д. Громов отмечает, что «в конце XVII -- начале XVIII века в России появляются качественно новые эсхатологические легенды. Если раньше в качестве «эсхатологических народов» выступали некие враги, пришедшие извне... то теперь таковым является внутренний враг». Антихристом или его предшественником наряду с Лжедмитрием и Наполеоном суеверная толпа объявляла Петра І, Пугачева, Ленина, а в наше время на роль врага человеческого прочили генсека ЦК КПСС Михаила Горбачева, который в ожидающем конца мира сознании масс превратился в «Михаила Меченого».
Как видим, эсхатологические враги, угрожающие катастрофой России, а вслед за ней и всему миру, сменялись по ходу истории. Неизменной оставалась потребность в этих самых врагах.
Человек в своей жизни движим двумя взаимоисключающими мотивами: то ли страхом, то ли любовью. К сожалению, христианство во многих своих проявлениях из религии любви превратилось в религию страха. А там, где властвует страх, обязательно должен появиться враг, на котором этот страх должен вымещаться. Переживающие страх перед вселенской катастрофой пензенские православные нашли врага внутри страны -- им в их сознании является власть, которая со всеми своими ИНН, штрихкодами, паспортами и прочими «дьявольскими метками» представляется посланником Сатаны. Естественно, что врагом оказалась и поддерживающая эту власть Церковь.
Другая же часть православных фанатиков-фундаменталистов, которая объединяется в разного рода союзы и антикультовые организации, предпочитает искать врагов извне. Вместо того чтобы уходить в подполье самим, они пытаются загнать в него других, тех, кто поклоняется Богу иначе. Принципиальной разницы между теми и другими нет, поскольку обе группы пребывают в полном невежестве в отношении сути, смысла, цели религии -- человек должен обрести любовь к Богу и всем живым существам, благодаря чему сможет вернуться в духовное Царство. Любовь же можно обрести только в условиях свободы, она является следствием осознанного, добровольного выбора. В условиях несвободы можно обрести только страх. К Христу, как известно, не тянут в кандалах. Всем этим истинам должна бы учить народ образованная и совестливая часть православного духовенства. Но она, как и светская российская интеллигенция, погоды ни в Церкви, ни в стране никогда не делала.
Состояние религиозного сознания россиян сегодня далеко не праздный вопрос. Если учесть, что претензии РПЦ МП на роль государственной религии находят поддержку у нынешней власти, то вектор движения России, ее внутренняя и внешняя политика, наконец, общественная атмосфера в стране, в ближайшие десятилетия будут зависеть от того, какая религиозная доктрина в стране возобладает. Есть все основания полагать, что нагнетание различных фобий -- как эсхатологических, так и политических -- является следствием избранного страной курса: одна партия, одна религия, одна идеология...
Сама по себе идея превосходства чего-то одного над другими автоматически приводит к необходимости это другое, разумеется, «худшее», во имя торжества «лучшего» из жизни исключить. Отдавая страну в безраздельную власть одной партии и идеологии, отказываясь от возможности выбора, то есть от свободы во имя мнимой стабильности и защищенности, россияне отказываются от дарованного им права жить и действовать не из страха, а из любви.
И все-таки она вертитсяСтрах, как известно, парализует волю и разум человека. За доказательствами далеко ходить не нужно -- каждый из нас переживал физическое и умственное оцепенение в минуты охватившего нас страха. О том, что мотивированный страхом рабский труд никогда не будет производительным, знают даже школьники. Невзирая на это, Россия не спешит избавляться от практики внедрения различных фобий в сознание своих граждан, что вполне объяснимо: живущими в страхе людьми легче манипулировать.
Нет ничего неожиданного в том, что иные положения доктрины христианства, в каком виде оно дошло до нас, наполняют жизнь верующих не любовью и надеждой, а страхами и ожиданием конца света. Догматы Церкви веками формировались не без участия политиков (особую активность в этом проявил, как известно, император Константин Великий). Когда же христианство стало востребованным и переделанным на свой лад сильными мира сего, последователи Христа стали забывать, что победивший перед Голгофой страх Спаситель взывал любить Бога и своего ближнего, а не жить подозрениями и фобиями. Инквизиция -- а она имела аналог и в московском православии, сжигающем своих еретиков, прежде всего старообрядцев, -- была призвана закрепить церковные догматы и отбить охоту ко всякой «ереси». Вольнодумие, как известно, каралось, даже если еретик провозглашал неоспоримую истину, как это было в случае с Коперником и Галилеем.
Но если со временем Церковь и общество вынуждены были принять иные, отвергнутые религиозными фанатиками истины, в том числе и утверждение, что Земля вращается вокруг Солнца, то заблуждение относительно природы времени так и не было преодолено. Оно до сих пор формирует мировоззрение и мироощущение всей западной цивилизации, в одном случае ускоряя научно-технический прогресс, на который вдохновляет этика протестантизма, в другом же приводит к философии пассивности в делах мира (и даже к уходу в подполье), которой склонны руководствоваться, например, православные.
Христианство, а вслед за ним и ислам переняли от иудаизма концепцию линейного времени. В соответствии с ней мир единожды возник (притом недавно, шесть-семь тысяч лет назад), развился до сегодняшнего состояния и когда-нибудь будет уничтожен навсегда. Кроме того, что наука многими открытиями опровергает библейскую датировку истории планеты, жизнь которой определяется миллионами лет, сама идея наличия начала и конца в жизни мира противоречит всему нашему опыту (Библия если и описывает начало истории, то только начало истории западной цивилизации, а не мира). На протяжении всей своей жизни мы наблюдаем, что время движется циклично, что все в этом мире повторяется, что вместе с Землей по кругу идут дни, недели, месяцы, годы. Подтверждение этому наблюдению мы находим в Писаниях Востока.
Древнеиндийские Веды, например, утверждают, что создание, развитие и уничтожение Вселенной происходят постоянно, поэтому даже и если наступит конец истории, то это не означает, что вместе с историей закончится жизнь. Подобно тому, как ночь сменяется днем, а на смену дню снова приходит ночь, как лето сменяется осенью, осень -- зимой, зима -- весной, которую снова сменит лето, в жизни Вселенной есть свои циклы развития. Мы не воспринимаем их только в силу несоразмерности нашей жизни с длиной этих вселенских «времен года». Точно так же живущая на протяжении одного дня бабочка не воспринимает такой очевидный для нас отрезок времени, как год.
Подобно четырем сезонам года время жизни Вселенной делится на четыре эпохи (юги), которые называются Сатья-югой, Трета-югой, Двапара-югой и Кали-югой. Их общая продолжительность составляет 12 тыс. лет по исчислению полубогов, т.е. более развитых существ, живущих на высших планетах, где время идет по-другому. Течение времени (и соответственно продолжительность жизни) согласно Ведам зависит от чистоты сознания живых существ. Один год полубогов длится 360 земных лет. Если общая продолжительность четырех перечисленных выше космических веков вместе с переходными периодами составляет 12 тыс. лет по летосчислению высших планет, то полный цикл из четырех юг длится 4 млн 320 тыс. наших солнечных лет.
Представления о четырех эпохах жизни Вселенной существовали и у других народов, в том числе и в античном мире. Правда, нигде мы не находим столь точного летосчисления и анализа космических эпох, как в Ведах. Между тем в космологии различных цивилизаций можно найти много общего. Например, древнегреческий писатель Аратос рассказывает историю о созвездии Девы. Из нее мы узнаем, что в древнем Средиземноморье была широко распространена вера в подобную последовательность четырех эпох, известных там как золотой, серебряный, бронзовый и железный века. В этой системе, как и в древнеиндийской концепции, человечество также обладает вначале развитым сознанием и постепенно деградирует, что иллюстрирует постепенное уменьшение срока жизни.
В ведическую концепцию времени вписываются и библейские события. В Ветхом Завете срок жизни людей, живших до библейского Потопа, приближался к тысяче годам (Адам прожил 930 лет, Сиф -- 912, Енос -- 905, Каинан -- 910 и т.д.). После Потопа указаны другие сроки жизни (Сим -- 600, Арфаксад -- 438, Сала -- 433 и т.д). Закономерность очевидна: по мере приближения к Кали-юге срок жизни уменьшается, Авраам прожил "только" 137 лет, а Моисей -- 120.
Согласно Ветхому Завету библейский Потоп произошел во втором или третьем тысячелетии до нашей эры, в Ведах же мы находим точную дату начала Кали-юги, которая ознаменовалась Потопом: 18 февраля 3102 года до н.э. Эта же дата перекочевала в различные персидские, исламские и европейские писания, датированные VI--XIV веками н.э.
О том, что в древние времена люди жили много столетий, говорится, например, в скандинавских сагах. Кроме этого, они подтверждают, что наша планета с незапамятных времен крутится не только в пространстве, но и во времени: саги описывают последовательность эпох, включая эпоху мира, эпоху, когда были введены разные общественные уклады, эпоху роста насилия и эпоху деградации -- «эпоху ножей, мечей и расколотых щитов».
Осознание того, что движение колеса жизни не знает ни начала, ни конца, что даже последние грешники не обречены на вечные муки в аду, рождает совершенно иное восприятие жизни (понимание цикличности времени позволяет принять и идею реинкарнации, перехода души из тела в тело). Человек, осознающий свою вечную природу, видящий впереди бесконечную перспективу, обретает покой и несуетность, которые способствуют развитию мудрого, терпимого и благодарного отношения к жизни.
Напротив, концепция линейного времени, которая является проявлением материализма в метафизике, навязывает современным людям постоянную спешку. «Один раз живем, поэтому нужно успеть!» -- эта навязчивая идея делает человека жадным и суетливым. Люди, живущие ощущением близкого конца света, будут либо прятаться от мира ради спасения своей души, либо пытаться везде поспеть, все ухватить, все попробовать. Опять же из линейного видения времени рождается уверенность в том, что смысл жизни заключается в техническом прогрессе, что люди, заполонившие мир бездушными машинами, не деградируют, а развиваются, совершенствуются. Тогда как в вечном колесе времени технократическая цивилизация занимает то же место, которое в четырех временах года выпало зиме -- холодной, мрачной поре стагнации, омертвления всего живого.
А самое главное отличие человека, осознавшего, что время циклично, т.е. вечно, заключается в том, что он, живя «здесь» и «сейчас», способен наслаждаться каждым мигом своего существования. Изжив страх, он становится способным обрести любовь и счастье.
P.S. Между тем всем нам, какую бы философию мы ни исповедовали, не стоит забывать о том обстоятельстве, что у каждого будет свой личный «конец света». Но мыслью о собственной кончине человеку утешиться трудно, для этого нужна непоколебимая вера в бессмертие и хороший запас благочестия, который обеспечит приятное времяпрепровождение по ту сторону земного бытия. Иное дело коллективная, всеобщая кончина, которая лишает нас болезненной зависти по отношению к тем, кто остается жить. Умирать неверующему человеку было бы не так страшно, если бы его угасающие глаза не видели здоровые, счастливые лица тех, кто остается здесь, на земле. И с этой точки зрения эсхатологические настроения являются крайним проявлением коммунистической идеи всеобщего равенства, всегда находящей живой отклик в завистливой психологии масс.