Последние лет десять в современном искусстве Санкт-Петербурга остро ощущалось отсутствие притока свежих сил, не было новой волны -- «где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли?» (БГ). Отдельные, хотя и яркие имена -- Олега Хвостова, Виталия Пушницкого, Петра Белого, Петра Швецова, Филиппа Донцова -- были счастливым исключением.

«Непокоренные» -- так громко назвали себя художники -- выпускники и студенты Мухинского училища, обосновавшиеся на последнем этаже бывшего оборонного предприятия в здании на углу проспекта Непокоренных и Гражданского. В этом гордом имени прямая отсылка к неофициальному, нонконформистскому искусству Ленинграда 1970--1980-х, но и даже еще дальше -- к пространству большой истории советского блокадного города, что, собственно, отражено в названии улиц. Конечно, можно упрекнуть молодых художников в пиар-ходе, попытке разыграть карту героических сквотеров времен художественного подполья. Это уже и было брошено им в упрек -- мол, вовсе они не подполье с морально-этическим кодексом «нищих» или «непродающихся» живописцев (так называли себя художники группы Александра Арефьева, изгнанные из СХШ -- Средней художественной школы при институте им. И. Репина), а без пяти минут коммерция. Конечно, наивно видеть в них героическое и дикое поколение образца, скажем, начала 1980-х, эпохи ленинградского рока и «Новых художников», но и не услышать и не увидеть некой преемственности тоже нельзя.

Да, повезло, нашли гигантское помещение, скорее лофт, чем сквот, а ведь могли разбрестись поодиночке в поисках лучшей доли. Повезло и с выставочным пространством -- год назад в Петербурге появился «Глобус» и тоже обосновался на бывшем хлебозаводе, взяв в оборот сразу несколько этажей. Жажда освоения нового пространства роднит новых галеристов и художников, и не случайно многие из «Непокоренных» по образованию художники-монументалисты, что изначально задает иной масштаб всей их деятельности. Энергия сообщества -- вот, пожалуй, главное достижение этого пусть еще первого и, может быть, не столь яркого прорыва, пассионарность, исходящая не от одного, а от целого круга людей. Этого нельзя не ощутить в том драйве, с которым они работают, и в том романтическом и немного наивном желании самоутверждения.

«Память полей» -- выставка, как снежный ком мгновенно приросшая новыми именами -- всего участвуют тридцать два художника! Придумано удачное название -- в нем слышится желание работать с большими и мощными категориями смыслов: истории, памяти, мифологии прошлого и настоящего. Стремление соотнестись с этими смыслами, присутствие которых подспудно ощутимо до сих пор, или же испытать тот же магнетизм «поля», питавшего искусство на протяжении последних десятилетий -- так примерно можно сформулировать основную подоплеку всей выставки.

Открывает экспозицию живопись: монументальный полиптих Ивана Плюща и Ирины Дрозд с изображением могучих атлантов, созидающих будущее с чертежными инструментами и кайлом в руках на фоне калейдоскопа мегаполиса. Глиняные колоссы оживают в яркой цветастой живописи с почти журнальной раскраской. Живопись и веселая, и серьезная одновременно, напоминающая по своему мускулинному героизму Георгия Гурьянова, а по гипертрофии глянца -- Виноградова и Дубосарского. К счастью, именно напоминающая, но все же другая.

Здесь же рядом развернуты хирургические столы -- это опус Ильи Трушевского, вырастившего плесень прямо на большой физической карте Советского Союза. На холодных металлических столах рядом помещены стеклянные шайбы с образцами плесени -- своего рода исходные ингредиенты эксперимента. Микробиология Трушевского тоже ассоциативно соотносится сразу же с работами Сергея Бугаева (Африки), однако включается уже в совершенно другой мифопоэтический ряд творчества, где актуализируется воздействие среды. В данном случае мы видим довольно прозрачную метафору поля как пространства, потерявшего своего рода иммунитет к стороннему воздействию, -- и вот уже плесень агрессивно видоизменяет среду.

Визави -- большие квадраты лайтбоксов Ирины Дрозд с рубиновой подсветкой Кремля и огненно-желтой -- Колизея. Далее -- монументальные холсты Ильи Гапонова и Кирилла Котешова (проект «Локализация полей»).

В галерее клубный полумрак-полусвет, образующий пространственные ячейки, но в то же время не скрывающий огрехов экспозиции, где ты по ходу натыкаешься то на одно, то на другое, не образующее между собой никаких ни смысловых, ни формальных связей. Все в целом немного напоминает пространство раэй-пати, в котором перемешаны все стили и жанры, много электроники, видео, но не хватает тотального, драйвового саунда. На работы натыкаешься как будто случайно, и тем не менее этот экспозиционный сумбур производит позитивное впечатление. Ты вдруг понимаешь, что это вот они и есть -- грибы после дождя -- высыпали на поляне сразу и кучно.

Есть местами и очень остроумные попадания -- так в длинной нише, выложенной кафелем, оставшейся в этом помещении от хлебозавода, проецируется видео с плывущими купальщицами, нарисованными в стиле советской мультипликации шестидесятых. Это по мысли автора, Максима Свищева, заброшенный бассейн предается воспоминаниям о плававших в нем когда-то красавицах-спортсменках-комсомолках. Еще одно видео также проецируется сверху вниз, на специально выгороженное пространство, тоже напоминающее бассейн, -- Вероника Рудьева-Рязанцева и Татьяна Ахметгалиева в своей видеоинсталляции «Поле» придумали очень остроумный ход. Из глубины черного глубокого фона медленно появляются и растут белые комочки бумаги. Скомканная бумага распрямляется как цветок, и поле оживает. На вернисаже девушки выступили садовниками, поливая «цветы» из леек.

Заданная тема -- памяти -- вызвала к жизни самые разные ассоциации, и если бы мы не знали, что объединяет всех художников на этой выставке, то невозможно было считать ее «тематической». Зато сразу бы обратила на себя внимание телесность, присутствующая во многих работах. Современному искусству в большинстве случаев часто не хватает «мяса» -- оно слишком холодно, здесь напротив. То, что любимый художник у Андрея Горбунова -- Фрэнсис Бэкон, нетрудно догадаться, рассматривая оковалки тел на внушительных размеров холстах из серии «Послевкусие». Караваджо или Гвидо Рени вспоминаются у работ Татьяны Подмарковой -- холсты буквально распирает от скопища плоти.

Конечно, есть и абстракция. Пришедший на вернисаж легендарный петербургский художник Иван Сотников не зря отметил экспрессивную живопись кисти Владислава Кулькова -- эти несколько большеформатных полотен напоминают фрагменты хаотических граффити с потеками краски или разогнанные в масштаб стены куски палитры.

Очевидно, что «Непокоренные» не являются группой -- это скорее сообщество молодых художников, единой выставкой заявившее о своем существовании. Выступив дружно, они, возможно, снивелировали достоинства одних и недостатки других. Некоторые уже успешно выступают самостоятельно, большинству же выставка даст возможность быть замеченным. В советское время была хорошо отлажена система профессиональной апробации художников через молодежные выставки -- городские, зональные, союзные. Что-то похожее видно и здесь, приятно только, что инициатива исходит от самих «непокоренцев», осознавших себя общностью, которой под силу вести свою игру, не дожидаясь благосклонности ни с чьей стороны.