Первый почти за полтора десятка лет официальный футбольный матч в Грозном -- поединок местного «Терека» в первом туре российской премьер-лиги с самарскими «Крыльями Советов», -- пожалуй, привлек большее внимание остальной России к Чечне и Северному Кавказу, чем любое иное кавказское событие последних двух-трех лет. Согласно свежему опросу ВЦИОМ, посвященному ожиданиям россиян от президента Дмитрия Медведева
(газета «Время новостей» писала об этом опросе в номере за 14 марта), острыми проблемы Северного Кавказа считают только 6% россиян. Более того, даже когда восемь лет назад президентом первый раз становился Владимир Путин, собственно, и пришедший к власти на пике второй чеченской войны, борьбы с терроризмом, а также публично выраженной готовности "мочить" сами знаете кого "в сортирах", эти проблемы считали острыми лишь 36% россиян.
При всей абстрактности формулировок опроса и естественном приоритете, который все мы отдаем своим бытовым проблемам, налицо одна очевидная тенденция: российский Кавказ не является органичной частью России в сознании большинства граждан. Как только иссякла война в Чечне и резко пошли на убыль теракты за пределами собственно кавказских горячих точек, Кавказ и вовсе стал волновать количество людей, лишь незначительно превосходящее статистическую погрешность при подобных опросах.
Между тем в первом матче футбольного чемпионата России в Грозном, который на самом деле стал едва ли не главным признаком прорыва Чечни в новое качество мирной жизни, был очень показательный момент, характеризующий подлинные, а не выраженные в казенных формулировках политиков отношения Северного Кавказа с остальной Россией.
Под завязку заполненный грозненский стадион -- 10 тыс. зрителей. В ложе почетных гостей сидят президент Чечни Рамзан Кадыров в фанатском шарфе «Терека» и глава Российского футбольного союза Виталий Мутко -- два человека, от которых в решающей степени зависело, будут ли матчи премьер-лиги проводиться в Грозном. Перед матчем играют гимн России. И толпа освистывает этот гимн, что заставляет организаторов отключить запись, не дожидаясь конца.
Формально никаких проблем нет. Можно не сомневаться: футбольные фанаты, пришедшие в этот поистине исторический для Чечни день на стадион, все как один поддерживают президента Рамзана Кадырова. Сам Рамзан Кадыров вполне искренне заявляет, что Чечня с Россией навеки. И все-таки ее гимн освистывают, как будто это гимн чужой страны.
Россия состоит из очень разных ментально, по составу населения, культуре и религии территорий. Официальная российская пропаганда за полтора десятка лет существования независимой России разрушила стереотип советской пропаганды, пытавшейся внушать нам, что у нас сплошная дружба народов, а все народы Советского Союза -- это вообще один советский народ. Кавказцы стали в обывательском сознании (и без того никогда не бывшем стопроцентно толерантным по отношению к другим национальностям) синонимом "врагов", "экстремистов". Антикавказские настроения в обществе подогрела кампания по изгнанию иностранцев с российских рынков, развязанная российскими властями после погромов в карельской Кондопоге.
У нас ведь на обывательском уровне до сих пор мало кто даже внешне отличит грузина от осетина, а чеченца от аварца. И если постоянные сообщения о спецоперациях против боевиков в жилых домах в Дагестане и Ингушетии, убийства крупных милицейских начальников в Северной Осетии и Кабардино-Балкарии давно стали обычным информационным фоном, но это не трогает нацию (а цифра 6% считающих проблемы Кавказа острыми доказывает, что не трогает) -- значит, российский Кавказ для большинства россиян остается ментально чужим.
Когда представители российской власти пытаются заявлять, что у нас развивается гражданское общество и что это развитие якобы немыслимо без сильной власти, я сразу вспоминаю 2004 год, реакцию у нас и в мире на трагедию Беслана. По России прокатилась волна организованных местными властями казенных митингов в поддержку Путина , а не в память трагически погибших в школе заложников. При этом, например, во Франции трагедия Беслана, по опросам, стала главным событием 2004 года для французов, а в России для россиян не стала.
Опять же обыватели, большинство из которых плотно запуталось в коконе официальной пропаганды, не виноваты в том, что на чисто человеческом, личностном уровне не считают Северный Кавказ такой же частью России, как Тамбовскую или Новгородскую области. Им твердили и твердят, что на Кавказе все спокойно, все под контролем. И если кавказцы не являются частью лично их жизни, им, конечно, нет никакого дела до этого Кавказа. Как и до всей остальной политики, с которой они теперь встречаются исключительно на выборах, дежурно проставляя галочки в бюллетенях за «Единую Россию» или Дмитрия Медведева -- раз уж «начальство» велело.
Разумеется, эти самые обыватели, если их спросить, страшно возмущены независимостью Косово, страшно хотят «великой России» и явно не против присоединения к ней Абхазии с Южной Осетией. При этом абхазы, осетины, грузины, чеченцы для них на одно лицо -- «лицо кавказской национальности». (К счастью, хоть этот позорный оборот постепенно исчезает из обихода российских милицейских и гражданских начальников.)
Главный смысл возвращения большого футбола в Грозный даже не в том, чтобы доказать, что в Чечне мир. А в том, чтобы люди, живущие вне Чечни, поверили, что Чеченская Республика такая же Россия, как их родные города и поселки. Только такое чувство и делает любую страну единой.