Монументальные проекты выявили еще одну характерную проблему московской городской среды. С известной долей условности ее можно обозначить как отсутствие архитектурной этики.

Неоднократно выступавший на эту тему вице-президент академии художественной критики Алексей Клименко приводит в пример здания Сбербанка в различных местах Москвы. Массивные, отделанные добротно, с использованием дорогих материалов, они часто не вызывают художественных претензий, однако оставляют ощущение «нескромной» и неуместной архитектуры. Просто потому, что строились в эпоху жестокой инфляции.

Примерно такие же оценки звучали относительно восстановления храма Христа Спасителя -- проекта, вначале казавшегося абсолютно «политкорректным». Кстати, тот же Клименко в свое время придумал остроумный ход: не восстанавливать храм, а в память о его истории и о советских генпланах специально оформить место, где он находился, и по ночам высвечивать с помощью лазера очертания погибшего памятника. Было бы дешевле и, возможно, тактичнее. Кстати, такое же предложение рассматривается сегодня относительно зданий Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.

В монументальной сфере вопросы этики стоят особенно остро. Новейший проект, вызвавший такого рода споры, планируется осуществить на будущей площади Европы (пространство неподалеку от Киевского вокзала, между Бородинским и Киевским мостами). Это действующий круглый год светомузыкальный фонтан, центральной частью которого должна стать скульптура из металлоконструкций «Похищение Европы» работы известного авангардного художника из Бельгии Оливье Стребеля. Проект, естественно, супердорогой -- по данным Мосгосэкспертизы, ориентировочная его стоимость -- 45 млн долларов. Но дело здесь не только в цене. Во время обсуждения проекта на экспертно-консультативном совете при главном архитекторе Москвы встал вопрос о том, уместно ли ставить скульптуру Зевса-быка на том месте, где находился храм Тихвинской Божьей Матери. Ответа нет, но опыт создания водоемов на месте храмов имеется. А еще есть примерные расчеты, согласно которым на воссоздание этой уникальной по своей архитектуре церкви пришлось бы затратить не более 10% от стоимости фонтана.

Впрочем, трудно вспомнить в Москве монумент новейшего времени, который не вызывал бы вопросов о его уместности. Почему Достоевский находится возле РГБ, а Шмелев -- у Третьяковки? Что делает Гете в старинном московском саду «Эрмитаж»? Все эти вопросы в известной степени риторические, ведь не каждый писатель имеет, подобно Булату Окуджаве, строго определенное место в извилистых московских переулках.

«Вот на Бронной появился памятник Шолом-Алейхему. Посмотрите на него -- это же не уличная, не городская скульптура. Она здесь странно смотрится, -- говорит искусствовед и историк Москвы Нина Молева. -- И еще одно: на памятнике написано, что он поставлен от имени москвичей. При чем здесь москвичи, если этот проект не то что с жителями не обсуждался, даже не был представлен в комиссию при Думе?»

С другой стороны, есть монументы, которые москвичи считают «своими». Один из таких памятников находится в сквере неподалеку от Шуховской башни на Шаболовке. Это довольно мрачная фигура молодой женщины с ребенком на руках. Согласно местной легенде, скульптура -- военный памятник, поставленный на месте огромной воронки от взрыва, который погубил очень много людей. Немцы, говорят, целились в башню. Так или нет, но жители охраняют как могут этот сквер от районных властей, которые все время хотят там что-то построить.