Сложилось так, что в пятницу в столице проводилось одновременно два видеошоу. Первое разместилось в Государственном центре современного искусства, а называлось Update 2.0: Актуальное медиаискусство из Германии. Имя другого -- в клубе «Дом» -- было испанским: Vallecas puerto del cine, что переводилось как Мадридский фестиваль экспериментального кино и видео. Московские зрители (в основном те, что получают информацию о культурных событиях через Интернет) смогли увидеть самый широкий спектр movie (или движущегося изображения) -- от классического кино до компьютерной анимации.

Немецкое видео привезено в Москву куратором Андреа Запп при поддержке Гете Института и ZKM (Центра искусства и медиатехнологий в Карлсруэ). Присутствие среди устроителей крупнейшей немецкой институции, финансирующей художественные проекты в области новых технологий, обусловило жесткий «техницизм» всего шоу. И хотя среди десятка показанных работ лишь две-три можно было в полной мере считать цифровыми, объединяющий принцип отбора был очевидно нацелен на анализ новейших формальных приемов создания изображения. Это сопоставление человеческого образа с абстрактными геометрическими формами (S Braemer, L. Brummer «Лизар Поинт») и телесного движения с линейным графическим движением (W. Forsythe «Импровизационные технологии»); анализ видеоряда как средства идеологического воздействия (G. Kruger «Драма, пружины и рычаги»), синтез различных элементов графики и звуков (Masaki Fujihata «Маленькая рыбка»).

Естественно предположить, что столь высокий технический уровень в сочетании с формальными эстетическими изысканиями рассчитан главным образом на внимание и сочувствие профессиональной среды -- художников и дизайнеров. Однако присутствующие в зале отечественные медиахудожники, например Алексей Шульгин, были настроены критически: «То, что мы видим здесь, можно назвать «искусством для институций», которое дает различным медиацентрам возможность претендовать на огромный бюджет, а критикам -- на внушительные гонорары за рекламу новых технологий. И основной смысл созданных на этой основе произведений -- опять таки реклама новых технологий. Все это рассчитано на то, чтобы непосвященный зритель воскликнул «Ну, ваще! Вот это круто!» А на самом деле здесь напрочь отсутствует любая социальная проблематика, кроме, пожалуй, самой расхожей, связанной с феминизмом или сексуальными меньшинствами, да и то по минимуму. По существу, действие этого искусства ничем не отличается от массовой культуры: и там и там зритель -- это игрушка в лапах манипуляторов от массмедиа, которому в лучшем случае позволено нажать какую-то кнопочку, чтобы увидеть очередной фокус. Так называемое искусство высоких технологий -- это промывание мозгов псевдоинтеллектуалам, считающим себя «продвинутыми».

Программа мадридского фестиваля (кураторы Владимир Дудченко, Надежда Бакурадзе, Павел Лабазов) представляла собой полную противоположность немецкой. Визуальные приемы показанных здесь восемнадцати работ были предельно простыми и традиционными -- больше всего мадридское видео напоминало классический кинематограф с его психологизмом и выстроенным сюжетом (например, о женской истерии -- Haster Scheurwater, «Я тоже должна быть красивой» или ироническое повествование о «восстании макарон» Raphael Bart&Otros). Новые технологии в этом антропоцентрическом творчестве получали интерпретацию в духе ужастика Франкенштейна (Juan Pablo Etchevarry «Собачий интерфейс»). Наиболее интересной и убедительной была специальная программа кинорежиссера Ахеро Маньяса, получившего звание «Открытия года» (2001). Его сюжеты о наркозависимости или детской жестокости -- это поиски новых средств выразительности в традиционном киноязыке: имитируя документальный жанр, автор может вводить в него свой голос, но всячески освобождается от выраженной оценки происходящего.

Программа, показанная в «Доме», может спровоцировать обвинение в адрес ее создателей. Они, дескать, формируют некоего стереотипного «широкого» зрителя, которому все приемы широкоформатного кино близки и понятны. Однако кажущаяся простота испанцев на деле оказывается сложнее и богаче, чем мнимая сложность немецкого видеоарта.