Я теперь знаю самую смешную телепередачу всех времен и народов. Она называется «Предвыборные дебаты кандидатов в президенты РФ». Нет, правда. Такого не увидишь ни в театре, ни в цирке. Один пожизненный заступник трудового народа плюс двое коверных, назначенные кандидатами в результате подковерных интриг, ведут яростную публичную борьбу не пойми за что. За свято место, которое в полном соответствии с русской поговоркой давно уже не пусто, а как раз наоборот очень даже занято человеком, по понятной причине не принимающим участия в восхитительном телефарсе. Это само по себе смешно. Но это еще очень смешно с сугубо лексической точки зрения. Как они говорят, что говорят, как костерят друг друга... С этой точки зрения надо признать: у нас вся политическая жизнь смешная донельзя.

Русский язык ведь вообще не формализован. В русском языке можно обратиться к незнакомцу со словами: «Молодой человек, куда вы лезете!». Можно со словами: «Мужчина, постойте!» А можно и просто: «Эй, ты!» Устойчивой формы обращения в русском языке нет. В любом языке есть -- пан, мистер, херр, мсье, мадам, синьор, синьора... У нас нет. У нас царит полная языковая свобода. Смельчаку, назвавшему потенциального собеседника как бы общепринятым «сударь», с высокой степенью вероятности накостыляют по шее: сразу ж видно, что человек издевается.

В курсах изучения английского языка есть обычно специальный урок (или даже уроки), посвященные написанию деловых писем. Да и не только деловых. Как их правильно писать. Тут каждое слово важно. Поставленное в финале All the best означает одну степень близости с человеком, Yours -- уже другую. Письма по-русски пишутся... да ну пишутся, и все тут. Лучше, конечно, без орфографических и пунктуационных ошибок, а в остальном -- излагай мысль так, чтобы понятно было. Какие тут могут быть нормы...

Язык русских политиков тоже далек от норм, зато богатство его сравнимо лишь с богатством наших недр. «Мы вам покажем кузькину мать!», «Этот вопрос мы уже, а вы все ложите и ложите записки в президиум», «Вот такая, понима-а-а-ашшь, загогу-улина». Только у нас в нарушение всех лексических и логических правил облеченное властью лицо может обращаться к другому облеченному властью лицу по имени-отчеству и при этом на «ты». «Петр Иваныч, ты мне мозги не компостируй!» Амикошонство с человеческим лицом. И, главное, все хотят как лучше... Вот что ценно.

Западный политик привык соблюдать языковые нормы уже хотя бы потому, что они у него есть. Любое самое мелкое отступление от нормы -- семантическая революция. Западный политик говорит на правильном языке, потому что он, как правило, знает правила. Он может, разумеется, иронизировать, шутить, подпускать в речь просторечья, но он всегда знает, как надо. И всегда интонационно закавычит «неправильность». Зайдите в английский парламент (в него, кстати, может зайти всякий прямо с улицы) и послушайте, как там говорят парламентарии. Как они полемизируют. Вы получите наслаждение от самого процесса полемики и поймете, что, перефразируя крылатое выражение В.С. Черномырдина, парламент -- это тот орган, где можно (и нужно) именно языком.

Только не надо сразу про Буша. Не надо! У Буша дислексия. Это редкое заболевание. Буш -- исключение. Впрочем, даже он со своей дислексией не так уж плохо владеет искусством риторики. Я как-то раз видела его дебаты. Для человека, который, по общему мнению, не умеет говорить, он говорит великолепно. По той простой причине, что любой политик и вообще любой человек, получивший «там» хорошее образование, владеет этим искусством. Ему учат в школах. А в наше время тамошний политик -- это всегда человек с хорошим образованием. Это тоже правило, и исключений из него я не помню.

В связи с Россией в голову приходят одни исключения. У нас политические дебаты -- это тыр-пыр -- восемь дыр!.. дык, елы-палы!.. замочим, штоб не шлялись!.. и т.д. И когда В.В. Путин, который в общем и целом владеет родной речью гораздо лучше своих предшественников, который может бойко и долго отвечать на вопросы корреспондентов, который не бежит и не боится публичности, которому палец в рот не клади, короче, когда В.В. Путин подпускает в речь блатную феню, интонационно ее не закавычивая, он делает это не только в силу личной брутальности. Но и потому, что для него, как вообще для носителя русского языка, закон не писан. Как захотелось, так и сказалось. Языку и сердцу не прикажешь.

Эта странная, ни на что не похожая ситуация могла возникнуть только у нас, в земле временно выпавших из истории и погрузившихся в мифологическое безвременье гиперборейцев, ибо в отличие от страны Россия -- со своим укладом жизни, иерархией ценностей и вообще иерархией -- страна эсэсэсэрия превратилась в плавильный котел. В этом котле все перемешалось. Тут бывшие кисейные барышни заговорили на языке шпаны, "уголовные" зэки поднабрались умных слов у "политических", номенклатурный язык стал языком искусства, мат-перемат -- неотъемлемой частью интеллигентной речи. Бывшие верхи стали жить по законам низов, бывшие низы стали нобилитетом. Здесь стерлась грань между блатной песней и городским романсом. Государство превратилось в казарму. Казарма -- в страну. Наше языковое поле оказалось лишено внятных границ и внятных размежеваний, потому что сама жизнь была их лишена. Из многослойного пирога она в советские годы превратилась в мутное варево.

И в этом вареве мы все до сих пор пребываем. «Милостивые государи» вышли из употребления, но то, что заступило на их место, тоже должно выйти. Невозможно же закреплять как норму корявый плебейский новояз. Так мы и живем посреди языкового безграничья и беспредела, не умея вести политические дебаты, не зная, как обратиться к человеку по-человечески. Сударь, господин, товарищ, гражданин... Что ни скажи, все будет глупо. Лучше уж просто крикнуть: «Эй, ты!». Поле-то большое. Главное, чтоб услышали.