Неологизм «остранение» ввел в культуру литературовед-формалист Виктор Шкловский (статья «Искусство как прием», 1919). Смысл словечка прост: эстетическое впечатление тогда полноценно, когда переживание формы художественного произведения затруднено, когда понимается она всегда по-новому, будто впервые. Тогда мысль выводится из автоматизма восприятия и границы знаний, равно как и полнота ощущений, расширяются. И человеку хорошо.

Сверстник и коллега по авангардному цеху формалиста Шкловского конструктивист Родченко своим искусством подтверждает: к творчеству великого мастера принцип остранения применим всегда. Во всех странах, где благодаря Московскому дому фотографии и директору МДФ Ольге Свибловой гастролирует самая большая ретроспектива Родченко, его наследие воспринимается подлинно новаторским и радикальным высказыванием. И это несмотря на вековую почти историческую дистанцию. Остранение forever! Универсальность принципа в известном смысле проливает свет на однокоренные слова «странный», «странствовать», «страна».

Странствующий Родченко в Лондоне удостоился первой масштабной выставки. Тоже странно, не правда ли? Опусы Родченко (в прекрасный выставочный зал Хэйворд МДФ привез около двухсот фоторабот, включая фотомонтажи, коллажи, разделы «Портрет», «Архитектура», «Ракурсы», «Репортаж») смело интерпретируются как прообраз самого модного кинематографа, дизайна, архитектурного проектирования -- всего, чем славна сегодня именно Британия. Более того, все эти ставшие сутью фотоэстетики Родченко диагонали, стыки, шовчики, склейки, рубленые геометрические удары, клинья и ракурсы, все эти творческие помехи на пути ленивого узнавания конструируют то самое качество «странности», что является сутью английскости как таковой. Достаточно, будучи в Лондоне, зайти в музей эксцентричного архитектора эпохи Просвещения Джона Соуна. Каждая комната в этой архитектурной кунсткамере -- ящичек в хитро устроенной шкатулке с секретом. Никогда не знаешь, какой пространственный модуль будет за следующей дверью. Там может быть жилище карликов, словно отпертый ключиком садик из «Алисы в стране чудес», а может быть колодец, населенный статуями античных гигантов. Бродишь по винтовым лестницам, теряешься в каких-то коридорчиках-клапанах со старинными архитектурными обломками, глядишь в выпуклые зеркала, которые окончательно сбивают с толку, заворачивая перспективу в спираль. Наконец, совершенно обалдевший, выходишь в сад и видишь, что над головой начинают двигаться стены с картинами: галерея второго этажа по прихоти хозяина может запросто превратиться в открытый балкон (стены с живописью убираются подобно ставням). И тут-то понимаешь, что странные чудачества Соуна и воспетый Родченко киномонтаж, умопомрачительные пространственные карманы в его фотокомпозициях -- это, как говорила кэрролловская Герцогиня, «одного поля ягоды». Так что британцам, обожающим формулу «все страньше и страньше», просто необходимо наглядно усвоить хрестоматию формалистического остранения в версии Александра Родченко. Московский дом фотографии, в течение многих лет собирающий архив Родченко, эту возможность им предоставляет. Не зря же на вернисаж собрался цвет художественного Лондона, включая даже знаменитого композитора-минималиста Майкла Наймана, тоже истового поклонника поэтики киномонтажа.

К выставке «Из России», что открыта в лондонской Королевской академии искусств, применим более традиционный термин -- «отстранение». В том смысле, что хорошее искусство возню политиков дистанцирует от себя бескомпромиссно. Открытие выставки сопровождали известные скандалы. Испуганная Россия требовала гарантии защиты полотен импрессионистов и постимпрессионистов от возможных посягательств наследников коллекционеров Морозова и Щукина. Британцы срочно изготовили и приняли охранный закон. Наследники Морозова и Щукина обвинили нас в искусственном нагнетании истерии и спекуляциях на доброй памяти обиженных советской Россией предков. И этот груз плохой политики навязчиво давит до самых дверей красивейшего здания академии. Помогает сбросить его хорошее искусство, что выставлено в главной академической анфиладе. В отличие от выставки Родченко, «Из России» не является изысканным кураторским высказыванием. Просто из четырех главных художественных музеев (Третьяковка, Русский музей, Эрмитаж, ГМИИ) вывезли лучшие работы французских и русских мастеров, работавших в период с 1870 по 1925 год. И с помощью них доходчиво все рассказали: вот у нас был Репин, Серов, Левитан. А вот Щукин с Морозовым привезли импрессионистов, постимпрессионистов, символистов и Пикассо. И вот потому-то уже в следующем зале начался у нас авангард. А кульминация всего -- поставленный в центре последнего зала макет утопической резиденции всемирного пролетарского правительства, спиральной башни Третьего Интернационала архитектора Татлина. Очень оптимистичный такой финал, особенно в перспективе долгосрочных проектов модернистского преобразования столицы России под чутким руководством влюбленного в русский авангард гуру британской архитектуры Нормана Фостера. Тянущаяся по двору академии часовая очередь к Малевичу, Гогену, Ван Гогу, Матиссу и Серову подтверждает: в спорных ситуациях лучшим дипломатом становится искусство.