Анатолию Осмоловскому славы не занимать. Громкие акции и перформансы, активная квазиполитическая деятельность, неустанное теоретизирование, создание артгрупп и движений создали ему репутацию одной из важнейших фигур на московской артсцене 1990-х, левака-радикала, практика и теоретика общественно значимого искусства с ярко выраженной «гражданской позицией». Однако настоящая известность пришла к нему 4 декабря 2007 года, когда на церемонии вручения новой премии Кандинского он был объявлен лауреатом в главной номинации «Художник года» и получил 40 тыс. евро от Культурного фонда «АртХроника» и Дойче-Банка. Причем награжден был Осмоловский не за выслугу лет, а именно за последние произведения, которые разительно отличаются от всего того, чем он занимался прежде.

Года четыре он делает полуабстрактные скульптуры из латуни, бронзы, дерева, в которых реальные предметы (закомпостированные пробитые билеты, огрызки ногтей, разрезанные фрукты, насекомые и даже башни танков с отсутствующими стволами) превращаются в странные неопознаваемые объекты, минималистичные и многозначные одновременно. По причине открытости его работ к всевозможным интерпретациям (в том числе эти простые и лаконичные образы можно воспринимать как свидетельства продолжающейся борьбы автора-революционера с артгламуром и с «обществом спектакля» вообще) Осмоловский остается философом от искусства, художником концептуальным. Однако он сам признается, что его сейчас интересуют прежде всего «материал и форма», «качественное визуальное событие», «работа с русской художественной традицией». Так что налицо отход от брутальной социальности, какой-то буржуазный регресс.

Оттого так интриговало приглашение на выставку Осмоловского в «Галерее М & Ю Гельман» на «Винзаводе». У выставки самое простое название -- «Новые работы», но именно здесь-то и чудился подвох. А вдруг увенчанный солидной премией художник в самом деле совершил очередной решительный поворот в своем творчестве, сделал прорыв в будущее и показывает что-нибудь новенькое?

Первое впечатление от экспозиции в самом деле шоковое. Но по причине отчаянного ощущения deja-vu, хотя одна из серий датирована уже 2008 годом. Однако это все те же резные деревянные «настенные скульптуры» (авторское определение) под общим названием «Хлеба». Развешанные в несколько рядов-поясов в строгом порядке иконостаса, украшенные сложным орнаментом, будто бы изъеденные жучком, доски-ломти, напоминающие не то пористый разрез буханки, не то фрагменты архитектурных украшений древних храмов, не то в самом деле иконы, траченные временем. Впервые Осмоловский показал их в рамках знаменитого коллективного проекта «Верю», который организовал Олег Кулик зимой прошлого года на том же «Винзаводе» (даже на нынешний пригласительный билет к Гельману попала фотография из старого каталога). Летом «Хлеба» демонстрировались в германском Касселе на престижнейшей международной квадриннале «Документа XII». Ну а в ноябре -- на выставке номинантов премии Кандинского, опять же на «Винзаводе». За них, собственно, автор и был премирован как «Художник года».

Понятно, что все лапидарные скульптурные циклы Осмоловского многим обязаны американскому поп-арту с его не только вниманием к обыденным предметам, превращенным в новоявленные фетиши, но и с обязательной серийностью их презентации. Так что тиражность -- неотъемлемое условие новой эстетики нашего бунтаря-расстриги. Но зачем же все-таки устраивать из однотипных объектов бесконечный деревянный поток, устраивать из своей мастерской настоящий хлебобулочный завод?

Впрочем, каждая скульптура Осмоловского сама по себе уникальна и формой, и резьбой. Ее рисунки хоть правлены на компьютере и старательно симметризованы по оси, но все равно оставляют ощущение загадочных сакральных знаков, зловещих в своей таинственности. Обе инсталляции (в галерее выставлены две серии на двух стенах) источают мистическую ауру, хотя автор продолжает уверять, что ему «не близки какие-то размышления по поводу трансценденции» и он озабочен исключительно художественными усилиями. Усилия заметны -- нужна недюжинная фантазия, чтобы множить однажды найденный модуль, фактически не повторяясь. Наверное, вот эта-та вариативность в пространстве единого, бесконечное изменение неизменного и завораживает зрителя.

Но секулярная магия художника-формотворца может быстро потерять свою силу, прием иссякнет, компьютер откажет, а спасительный концепт, чьи права в нынешнем искусстве Осмоловского сильно ущемлены, уже не придет на помощь. И «Хлеба» неумолимо зачерствеют. Остается надеяться, что еще не скоро.