|
|
N°12, 30 января 2008 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
"Инакомыслящих считать преступниками или неполноценными"
75 лет назад канцлером Германии стал Адольф Гитлер
«Мы никого не хотим знать в правительстве, мы хотим только Адольфа Гитлера -- как вождя, как единственно сильную руку, как диктатора. Мы готовы маршировать за нашим вождем Гитлером и его идеей! Тринадцать лет мы ждали спасителя. Мы не хотим Гинденбурга, нам нужен Гитлер», -- это цитата из коллективного письма граждан Адольфу Гитлеру. Она очень точно отражает позицию типичного немецкого избирателя конца 20-х -- начала 30-х годов. Разрушенная, обескровленная нация, забывшая свои корни, униженная Версальским договором, изнуренная безработицей и инфляцией после первой мировой, жаждала сильной руки. Дождалась -- 30 января 1933 года.
Дорога к власти
НСДАП (Национал-социалистическая рабочая партия Германии) двигалась к власти стремительно, с каждым годом увеличивая число своих сторонников. Так, на выборах в рейхстаг 1928 года НСДАП получила только около 3% голосов, а в сентябре 1930 года -- уже более 18% и превратилась во вторую по силе партию. "Гитлер -- это девиз для всех, кто верит в возрождение Германии. Гитлер победит, ибо народ желает его победы", -- звучал предвыборный лозунг нацистов.
10 апреля 1932 года состоялся второй тур президентских выборов. Пауль фон Гинденбург набрал 53% голосов против 36%, которые получил Адольф Гитлер, и был переизбран на пост рейхспрезидента. 31 июля 1932-го на очередных выборах в рейхстаг за НСДАП проголосовали уже 37% избирателей, что позволило нацистам стать крупнейшей фракцией в парламенте.
Несмотря на то что на выборах, прошедших 6 ноября 1932 года, нацисты потеряли 34 места в рейхстаге в результате интриг и прямого давления некоторых политиков и влиятельных промышленников, перед Гинденбургом встал вопрос о создании коалиционного правительства и назначении нового канцлера. 30 января 1933-го после долгих переговоров и консультаций Гинденбург вынужден был назначить канцлером Адольфа Гитлера. Рудольф Гесс, личный секретарь Гитлера, так описал его реакцию после назначения: "Мы остались вчетвером. Адольф сжал мне руки и вдруг попросил запереть дверь. Он не смог сдержаться. Пуци (Пуци Ханфштенгль -- друг Гитлера, возглавивший управление зарубежной информации нацистской партии. -- Ю.К.) держал трубку телефона. Лей стоял, отвернувшись к окну. Нас он (Гитлер. -- Ю.К.) не стеснялся, но не хотел, чтобы еще кто-то увидел его слабость".
От национал-социалистов в коалиционное правительство вошли также Герман Геринг и Вильгельм Фрик. Из прежнего состава кабинета остался министр иностранных дел фон Нейрат. Вице-канцлером стал фон Папен. Пост военного министра занял лояльный Гитлеру генерал фон Бломберг.
Сразу же после назначения Гитлера канцлером был распущен рейхстаг, и объявлены новые выборы -- 5 марта 1933 года.
«Мы хотим диктатора»
В Российском государственном военном архиве хранятся тысячи писем немцев к Гитлеру, написанных с 1924 по 1945 год. (Они были вывезены из рейхсканцелярии после войны.) Репрезентативная выборка из тысяч «посланий фюреру» совсем недавно была опубликована в Германии. Народная почта Гитлера в 1925 году состояла из одной папки с примерно тремястами письмами и пятьюдесятью ответами. Ежегодно число корреспондентов увеличивалось в несколько раз. Гитлера спрашивали о прибавках к пенсиям, о демографических проблемах, о том, как обеспечить молодежь работой. Писавших беспокоили проблемы стимулирования частного предпринимательства, защиты границ и кризисного состояния армии.
Письма тщательно анализировались, на многие, в том числе дискуссионные, не вполне одобрительные, писались ответы -- для того существовал специальный штат, возглавляемый личным секретарем Гитлера Рудольфом Гессом. Гитлер в узком кругу регулярно обсуждал со своим секретариатом эти письма: это было отнюдь не только «заигрывание с массами» -- нацистам необходимо было знать «болевые точки» народа и собственные слабые места, чтобы проложить себе путь к власти. В «Воззвании правительства рейха к немецкому народу», опубликованном через день после назначения Гитлера канцлером, прозвучали обещания «восстановить единство духа и воли нашего народа», ликвидировать безработицу в течение четырех лет и «достигнуть того, чтобы наш народ вновь обрел свободу», то есть освободиться от «версальских пут». Ключевая идея «национального подъема» сразу же стала популярна в народе. «Народный канцлер», «национальное правительство», «национальный подъем» -- эти клише вбивались в сознание обывателя.
В феврале были опубликованы законы «О защите немецкого народа» и «О защите немецкого народа и государства». Неделя перед последними, проходившими в условиях многопартийности выборами в рейхстаг в прессе называлась не иначе как «неделей пробудившегося народа», а сами выборы -- «днем пробудившейся нации». Самая популярная предвыборная открытка: четыре профиля -- Фридриха Великого, Бисмарка, Гинденбурга и Гитлера. Подпись: «Покорил король, объединил граф, защитил фельдмаршал, спас солдат». Слово «солдат» в данном случае выглядело эффектнее, нежели «ефрейтор». Кстати, крупные промышленники пожертвовали на предвыборную кампанию нацистов более 3 млн рейхсмарок.
«Вы лучше, потому что вы немцы. Они недочеловеки, потому что не немцы». Лозунг массам понравился и постепенно овладел ими. Доказать себе, что ты «лучший», было просто: проголосовать за НСДАП.
14 октября 1933 года в Германии прошел плебисцит по вопросу выхода из Лиги Наций. Выход одобрили 95% голосовавших. Лига мешала рейху пренебречь версальскими ограничениями.
Версальский мирный договор, официально завершивший первую мировую войну, подписан 28 июня 1919 года. Условия договора были выработаны после длительных секретных совещаний на Парижской мирной конференции 1919--1920 годов. Соглашение вступало в силу 10 января 1920-го, после ратификации его капитулировавшей Германией и четырьмя главными союзными державами-победительницами -- Великобританией, Францией, Италией и Японией. Договор имел целью закрепление передела мира в пользу держав-победительниц. Германия возвращала Франции Эльзас-Лотарингию (в границах 1870 года); Бельгии -- округа Мальмеди и Эйпен, а также так называемую нейтральную и прусскую части Морене; Польше -- Познань, части Поморья и другие территории Западной Пруссии. Германия обязывалась строго соблюдать независимость Австрии, а также признавала полную независимость Польши и Чехословакии. Вся германская часть левобережья Рейна и полоса правого берега шириной 50 км подлежали демилитаризации. Германия лишалась всех своих колоний, которые позднее были поделены между главными державами-победительницами на основе системы мандатов Лиги Наций. Германия обязывалась возместить в форме репараций убытки, понесенные правительствами и отдельными гражданами стран Антанты в результате военных действий. По Версальскому договору Германии было запрещено иметь генеральный штаб, военные учебные заведения, развивать вооруженные силы. Германская армия должна была быть сокращена до 100-тыс. Обязательная военная служба отменялась, основная часть сохранившегося военно-морского флота подлежала передаче Антанте. Запрещалось также развивать и военную промышленность, и научные исследования, «обслуживающие» ее. Для «воинственного прусского духа» это было нестерпимо.
Умонастроения немецкой военной элиты 20-х годов прошлого века описал заместитель начальника штаба РККА Михаил Тухачевский, посетивший Германию как «офицер связи» между рейхсвером и РККА. «В офицерских кругах бросается в глаза упадок духа -- как следствие положения Германии после Версальского мира. Все мечтают о «сильном человеке», который сплотит все партии и восстановит германское могущество. С особой ненавистью относятся офицеры к социал-демократам, -- констатировал он. -- Один из сопровождавших меня офицеров говорил, что, будучи рабочим, вступил бы охотнее всего в партию Гитлера. Социал же демократов он охарактеризовал как партию, не соблюдающую интересов рабочего класса и не дающую возможность восстановить германское могущество». Этот отчет, как и многие другие документы о сотрудничестве рейхсвера и Красной армии, находится в Российском государственном военном архиве. Командир 5-го стрелкового корпуса Александр Тодорский написал, вернувшись после стажировки в Германии: «В вечность Версальского договора никто не верит. Общее мнение, что Германия будет снова великой и свободной (в капиталистическом понимании) страной. Естественно, что никто не отвечает на вопрос, будет ли узел Версаля разрублен мечом или развяжется сам собою. Возможность решения вопроса мечом не исключается».
«Подобно распространяющемуся пожару»
13 марта 1933 года было основано министерство народного просвещения и пропаганды, главой которого стал гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс, сохранивший за собой и пост руководителя имперского управления пропагандой -- внутрипартийной инстанции. Геббельс сформулировал стоявшую перед министерством задачу: «Мы должны так долго обрабатывать людей, пока они не перейдут на нашу сторону, пока они не достигнут идейного понимания того, что происходящее сегодня в Германии не только нужно, но и можно принять». И большинство нации нуждалось в такой обработке, в бодрящих нехитрых идеологемах и сильном слове. НСДАП заботилась о необходимой концентрации пафоса в мыслях. Думать не требовалось -- пусть за всех думает партия.
Альберт Шпеер, ставший рейхсминистром военной промышленности, а в начале тридцатых преподававший в берлинском Высшем техническом училище, вспоминал: «Друзья увлекли меня на манифестацию во Дворце спорта. Выступал Геббельс. Любитель красивых фраз, четких и язвительных формулировок, Геббельс подстрекал вопящую толпу к все более диким взрывам энтузиазма и ненависти. И Гитлер, и Геббельс умели высвобождать инстинкты толпы и играть на страстях, тлеющих под тонким слоем приличий. Они успешно сплавляли рабочих, мелких буржуа и студентов в однородную массу, которой могли манипулировать по собственному усмотрению. На самом деле скорее сама толпа формировала и направляла этих политиков в соответствии со своими страстными желаниями и мечтами. Разумеется, Геббельс и Гитлер умели проникать в чаяния своей аудитории, но они извлекали из нее соки, необходимые для собственного существования. Тему задавала толпа. Компенсируя нищету, неуверенность, безработицу, это анонимное сборище часами упивалось навязчивыми идеями жестокости и вседозволенности. Я не выбрал НСДАП -- я практически ничего не знал о ее программе. Я перешел на сторону Гитлера».
Об одной из первых встреч с Гитлером советский полпред в Берлине Лев Хинчук отчитывался в Наркомат иностранных дел: «Гитлер произнес большую речь, в которой он говорил о том, что правительство в Германии теперь твердо и устойчиво, и тот сделает ошибку, кто станет предполагать, что в Германии может быть речь о каких-нибудь дальнейших политических переменах. Гитлер продолжал, что существование национал-социалистов установлено раз и навсегда. Он сказал, что независимо от разности миросозерцания обеих стран (СССР и Германии. -- Ю.К.) их связывают взаимные интересы, и эта связь носит длительный характер. Это верно и для экономической области, и политической, потому что трудности и враги у них одни и те же. Советы, например, должны заботиться о своей западной границе, Германия же должна заботиться о своей восточной границе. У Германии тяжелое экономическое положение, но и у Советов оно нелегкое. В трудном положении настоящей эпохи Гитлер считает, что падение национал-социалистического строительства для Германии явилось такой же катастрофой, как, например, падение советской власти для России». Этот доклад, хранящийся в Архиве внешней политики России, датирован 28 апреля 1933 года. Документы дают и еще одну «информацию к размышлению»: за 48 часов до 30 января 1933 года вождь немецких коммунистов Эрнст Тельман тайно приехал в Москву, и ему было рекомендовано в случае прихода Гитлера к власти «вести себя тихо» -- не поднимать восстания.
«Важнейшим из искусств» для нацистов стало радиовещание. Количество радиослушателей увеличилось с 4 млн в 1933 году до 8 млн в 1936-м. Уже 30 января 1933 года Ойген Хадамовский, позже возглавивший радиовещание рейха, сделал на Национальном радио репортаж о марше и факельном шествии СА (штурмовые отряды НСДАП. -- Ю.К.) в связи с назначением Гитлера на пост канцлера и ознакомил слушателей всего рейха с событиями в столице. «Подобно распространяющемуся пожару эта новость расходится по всей Германии. Адольф Гитлер -- канцлер рейха! Миллионы сердец воспламенились! Ликование и благодарность выплескиваются наружу. Они не говорят: Гитлер стал рейхсканцлером, они говорят лишь: Гитлер! Рассказывали об этом друг другу на улицах, перед магазинами, за барной стойкой, кричали друг другу об этом в метро и автобусах. Как будто электрический ток шел от человека к человеку, воспламенял громадный город, воспламенял миллионы сердец: они пылали, весь огромный Берлин пылал».
Только в период избирательной кампании в рейхстаг в феврале -- начале марта было транслировано 45 предвыборных заявлений правительства, в том числе целый ряд речей Гитлера и комментариев Йозефа Геббельса к ним. В течение 1933 года нацисты сосредоточили в своих руках управление радиовещанием и прессой, закрыли оппозиционную печать, подведя под это «правовую» базу. В уже упоминавшемся законе «О защите народа и государства» печатному слову уделялось особое место -- теперь разрешалась только пресса, «не угрожающая безопасности». 4 октября 1933 года был принят закон «О редакторах», в соответствии с которым руководителем немецких СМИ мог стать только «ариец», причем обязательно член НСДАП или сочувствующий ей. Все независимые газеты и издания ненацистских политических партий были разогнаны. Так немецкий народ лишился права на информацию: ее место заняла пропаганда. Не забыты были и «мастера культуры» -- 22 сентября была учреждена Имперская палата искусств. Только она имела прерогативу решать, являются ли книга, картина, спектакль «национальными» или же «дегенеративными».
«Пропаганда и применение силы не являются противоположностями»
Стратегия устрашения рассматривалась нацистами как составная часть пропагандистской работы. «Пропаганда и дифференцированное применение силы должны дополнять друг друга в особо продуманной форме. Они никогда не являются абсолютными противоположностями. Применение силы может быть частью пропаганды», -- писал в 1933 году Ойген Хадамовский. 17 февраля 1933-го во все полицейские участки Пруссии был разослан циркуляр рейхскомиссара прусского министерства внутренних дел Германа Геринга «Содействие национальному движению». В распоряжении Геринга указывалось: «необходимо всеми силами поддержать любую деятельность, идущую на благо национальным целям и национальной пропаганде» и наоборот, «бороться с деятельностью враждебных государству организаций, применяя самые жесткие меры». Какие? Ответ был обнародован несколько дней спустя.
3 марта 1933 года, за два дня до выборов в рейхстаг, один из ближайших соратников фюрера Генрих Гиммлер стал главой полиции Мюнхена. Уже 20 марта на пресс-конференции он сообщил о создании концлагеря Дахау. На следующий день печатный орган НСДАП газета "Фелькишер беобахтер" сообщила: «В среду поблизости от городка Дахау (17 км от Мюнхена. -- Ред.) будет создан первый концлагерь, рассчитанный на 5 тыс. человек. Сюда будут направлены все коммунистические и социал-демократические функционеры и, если будет необходимо, преступники, угрожающие безопасности государства». Демократические партии, до 1933 года препиравшиеся друг с другом и в этой мелочной склоке пропустившие главную опасность, теперь оказались за колючей проволокой.
11 апреля 1933 года лагерь был передан из ведения баварской полиции под контроль СС, и с этого момента заключенные лишились всех гражданских прав -- «карательный орган партии» имел сверхполномочия.
В июне того же года комендантом лагеря стал Теодор Айке, видный теоретик нацизма, занявшийся "отлаживанием механизма" уничтожения людей -- уничтожения морального и физического. Поминутная, детальная регламентация всего лагерного существования должна была лишить узников воли, свести их с ума, действовать сильнее изнурительной работы. Ибо содержались в Дахау изначально только политические противники.
Дахау стал образцом и моделью "учреждений перевоспитания", которые должны были внушать ужас населению и принудить инакомыслящих к молчанию. Инакомыслящих надлежало «считать либо преступниками, либо неполноценными». Те и другие подлежали "перевоспитанию" за колючей проволокой. Превращение национал-социализма из человеконенавистнической теории в кровавую практику обкатывалось именно в Дахау.
Электорат одобрил и это. Перевоспитание спекулянтов и "чуждых элементов" в концентрационных лагерях -- явление, конечно, малопривлекательное, но необходимое.
«Мало кто понимал, к какой катастрофе он ведет»
После назначения Гитлера рейхсканцлером в стране царила эйфория: многие полагали, что к власти наконец-то пришло правительство, способное осуществить решительные меры по переустройству Германии: преодолеть классовый раскол, восстановить равноправие с другими государствами на международной арене, вывести экономику из кризиса. Немалая часть общества была охвачена чувством свершения исторического перелома, неясными, нерациональными надеждами, связанными с фактом прихода Гитлера к власти. То была игра не только с сознанием, то была манипуляция подсознанием.
«Гитлер собирался выступить с речью перед студентами Берлинского университета и Высшего технического училища. Собрание проводилось в пивной. Грязные стены, узкая лестница. Обычная забегаловка, где рабочие отдыхают за кружкой пива. Помещение было набито битком. На лучших местах восседали многочисленные профессора. Вошедшего Гитлера бурно приветствовали его многочисленные последователи из числа студентов. Облик оратора меня изумил. На плакатах и карикатурах я видел Гитлера в военной рубашке с плечевыми ремнями и нарукавной повязкой со свастикой; волосы спадали на лоб. Однако сюда он явился в хорошо сшитом костюме и выглядел на удивление респектабельным и скромным. Он обладал великим даром приспосабливаться к разному окружению. Тихим голосом он начал даже не речь, а лекцию на историческую тему. Я ожидал увидеть истеричного демагога, визжащего фанатика в военной форме, но этого человека не сбили с рассудительного тона даже бурные овации. Первоначальная застенчивость Гитлера вскоре исчезла; теперь он время от времени повышал голос. Общее впечатление было гораздо глубже смысла самой речи, из которой я мало что запомнил. Мне показалось, что блеснула надежда, я увидел новые идеалы, новые пути, -- вспоминал Шпеер, -- Гитлер убедил нас в том, что можно остановить угрозу коммунизма, преодолеть безработицу, оздоровить экономику».
«Режиссер номер один» гитлеровской кинодокументалистики Лени Рифеншталь в интервью, которое она дала мне в 2000 году на петербургском кинофестивале «Послание к человеку», рассказывала о надеждах, которые олицетворял в то время Гитлер:
«-- Ностальгируете ли вы ныне, просматривая кадры "Победы веры" и "Триумфа воли"?
-- Конечно, вспоминая молодость, тем более яркую, мы испытываем ностальгию. <...> Я снимала "Триумф воли" не только и не столько о Гитлере, сколько о времени и о победившей партии. В те годы понятия «партия» и «Гитлер» не были синонимами. Я никогда не любила и не хотела снимать документальное кино, и моим условием было, что эти фильмы последние документальные. Снимая "Триумф воли", я всего лишь реализовала собственные художественные задачи сделать фильм, который не был бы только глупой кинохроникой.
-- Снимая этот фильм по личному заказу Гитлера, вы решили «художественную задачу», создав «умную кинохронику», -- и количество поклонников фюрера и НСДАП резко возросло...
-- Тогда весь мир восхищался Гитлером, всем казалось, что он возрождает страну после разрухи. Мало кто понимал тогда, к какой катастрофе это приведет».
«Партия стала государством»
7 апреля 1933 года вступил в силу нацистский закон «О восстановлении профессионального чиновничества», санкционирующий увольнение всех ненацистских элементов со всех государственных постов. Он обеспечил быстрый и почти единовременный переход всех ответственных постов в империи и землях к функционерам НСДАП или лицам, открыто сочувствующим нацизму. Люди, не разделяющие идеи национал-социализма или имеющие «неблагонадежное» происхождение и национальную принадлежность, к государственному и муниципальному управлению более не допускались. Педагогам, статус которых отныне приравнивался к государственным служащим, предписывалось в обязательном порядке вступить в национал-социалистическую лигу учителей, на которую возлагалось руководство германским преподавательским составом и приведение учебного процесса в школах и университетах в соответствие с национал-социалистическим учением. Расовая теория стала обязательным общеобразовательным предметом.
Старые школьные тетрадки -- свидетельство времени: пожелтевшие страницы рассказывают о кропотливой "инфильтрации" в сознание "новой морали". Вот, например, ученическое изложение, посвященное мюнхенскому путчу нацистов: "Вечером 9 ноября 1923 года множество людей собралось в Бюргербройкеллере. Много членов СА. В зале очень шумно, и Гитлер не может начать говорить. Из своего пистолета он стреляет в потолок, и все замолкают. Он говорит: "Национальная революция свершилась". История превратилась в мифологию.
Закон «Против образования новых партий» от 14 июля 1933 года обеспечил политическую гегемонию НСДАП, благодаря чему партия наци почти полностью заполнила собой все политическое пространство страны и приобрела статус единственной легально действующей политической силы. Участие в какой бы то ни было форме в политических объединениях, группах и партиях, кроме НСДАП, жестко каралось. 1 декабря был издан закон «Об обеспечении единства партии и государства», провозгласивший победу в Германии национал-социалистической революции. В соответствии с ним НСДАП стала «руководящей и направляющей» -- приобрела статус носительницы «германской государственной мысли» и «публичного права». Рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер мог констатировать свершившийся факт: «Партия стала государством».
Роспуск парламента и запрет партий? Расистский душок? Закрытие оппозиционных газет? Неприятно, конечно, но неизбежно -- это лишь временные перегибы при строительстве нового общества. Во имя «великой цели» можно пожертвовать «малым». Буквально за несколько месяцев совершенно законно Гитлер сумел изменить всю систему германской власти и общественное устройство, и, конечно, идеологию. Нацистская революция делалась легально и легитимно.
Юлия КАНТОР, доктор исторических наук, Берлин--Москва -- Санкт-Петербург