Дмитрий Рогозин со дня на день ожидает своего официального назначения постоянным представителем России в НАТО. В Думе третьего созыва политик возглавлял комитет по международным делам, а с лета 2002-го по январь 2004 года занимал пост спецпредставителя президента России по проблемам Калининградской области, поэтому назначение можно назвать его возвращением во внешнюю политику. При этом в определенный момент г-н Рогозин попал в опалу власти, партию «Родина» под его руководством сняли с выборов в Мосгордуму, а партию «Великая Россия», созданную при его участии, не зарегистрировал Минюст. Накануне предстоящего отъезда на работу в Брюссель Дмитрий РОГОЗИН дал интервью корреспонденту «Времени новостей» Ксении ВЕРЕТЕННИКОВОЙ.

-- Дмитрий Олегович, получается, что вы уже не оппозиционный политик, а снова в системе власти?

-- Я никогда не объявлял себя оппозиционером, просто имел свое особое мнение и достаточно откровенно его высказывал. За последнее время я не изменил свою точку зрения. Наоборот, моя точка зрения по внешним вопросам сейчас во многом совпадает с точкой зрения президента Российской Федерации, чему я очень рад. То, о чем я давно говорил, начало реализовываться в стране. Я не считал, что мое мнение было оппозиционно. Оно было альтернативно. Смысл альтернативности «Родины» состоял в том, что мы предлагали иные решения, которые сначала отвергались, но потом в конечном счете принимались. Наши предложения в итоге становились частью государственной политики.

-- Вы связываете ваше назначение с тем, что Россия стала позиционировать себя на международной арене как более сильная и уверенная в себе держава?

-- Комментировать это назначение мне неэтично. Да и состоится оно только тогда, когда будут завершены все дипломатические процедуры. Перед российской дипломатией стоит задача стабилизации наших отношений с Североатлантическим альянсом и выработки новых рекомендаций для политического руководства России в отношениях с Западом. И мне кажется, что эти задачи теперь могут быть поручены не только кадровым дипломатам, но и людям, имеющим опыт публичной политики. Существует официальная дипломатия -- по Владимиру Ивановичу Далю это сношения между государствами и государями. Существует общественная дипломатия -- это отношения между людьми и общественными организациями, неправительственными структурами. Но также существует и публичная дипломатия. Это профессиональное умение работать с общественным мнением со стороны политиков, представляющих другое государство. Я всю жизнь учился именно этому -- публичной дипломатии. То есть как объяснить простым языком своим и иностранным гражданам, что имеется в виду под государевой точкой зрения на какую-либо проблему. Дипломат в силу своей выучки никогда не выходит за рамки того поручения, которое ему спущено сверху. Политик в дипломатии может позволить себе больше. Он может попытаться найти иные слова, не формализованные. Я журналист по образованию, я буду по-журналистски искать, как мне объяснить иностранной аудитории тревоги и надежды моей страны, а также то, что мы понимаем под нашими национальными интересами. Если иностранные дипломаты и политики остаются глухими к моим словам, я пойду в их средства массовой информации, пойду на телевидение, на дебаты. Такого рода возможность прямого разговора с общественным мнением зарубежных стран мне кажется очень перспективной. Я и раньше поднимал в беседах с президентом вопрос о необходимости активного привлечения политиков на работу, связанную с международными вопросами. До сих пор у нас было только одно такое назначение -- Виктора Степановича Черномырдина на Украину. Мое назначение, если оно состоится, будет вторым.

-- Итак, когда вы уезжаете?

-- Когда это будет определено президентом. Наши друзья из Североатлантического альянса подзатянули процедуру согласования моей кандидатуры. Был бы на моем месте Явлинский или Касьянов -- решили бы вопрос за пару часов, а не за месяц. Впереди Рождество и Новый год, пожелаем друг другу удачи и перенесем нашу долгожданную встречу с НАТО на начало 2008 года. Все равно место встречи изменить нельзя.

-- Чем займетесь в новой должности в первую очередь?

-- Расстановка первоочередных задач дипломатических представителей России входит в компетенцию президента.

-- Какие сложности вы предвидите в вашей новой работе?

-- Их много. Самая большая сложность из четырех букв -- это НАТО. Потому что если, скажем, с большинством государств, которые входят в состав альянса, у нас нормальные и даже партнерские отношения, то с альянсом в целом работать нам пока приходилось очень тяжело. Во-вторых, надо отбросить иллюзии и признать: НАТО -- это не организация по борьбе с новыми угрозами -- терроризмом, наркоугрозами. Да, они этим занимаются, в том числе с нашей подачи. Но тем не менее это все-таки военная машина, которая приближается к нашим государственным границам. И третья сложность -- сделать так, чтобы сам коллектив нашего представительства в НАТО работал как отлаженный механизм. Состав там достаточно пестрый -- это не посольство, где все сотрудники являются дипломатами, направленными в командировку со Смоленской площади. Постпредство России при НАТО -- это крупная и ответственная миссия межведомственного состава. Половина -- люди в погонах. Само постпредство выходит на президента, Совет безопасности, министров обороны и иностранных дел, руководителей других госорганов, занимающихся вопросами национальной безопасности. То есть это сложный механизм и в функциональном, и в человеческом смысле. Отзывы о работе нашего постпредства только хорошие. Спасибо за это нужно сказать моим предшественникам: и заместителю министра иностранных дел Сергею Ивановичу Кисляку, и руководителю Федеральной пограничной службы генералу армии Константину Васильевичу Тоцкому. Наверное, сложность работы с таким партнером, как НАТО, дисциплинировала наших людей и сплотила в одну команду. Я в Госдуме тоже возглавлял сложную фракцию -- «Родину», которая состояла из трех различных конкурирующих течений. Тем не менее из попутчиков мы превратились в партнеров и единомышленников.

-- Кстати, как вы думаете, фракция «Справедливая Россия» будет ли преемницей «Родины»? Возьмет ли на вооружение инициативы, которые «Родина» предлагала в прошлом созыве? Окажется ли в оппозиции «Единой России»?

-- Отчасти. Во-первых, сама арифметика показывает, что из фракции «Родина» в том виде, в котором она существовала последние несколько месяцев, в новую фракцию «Справедливая Россия» вошло всего два человека -- депутаты Александр Бабаков и Олег Шеин. Можно еще приплюсовать сюда с натяжкой Анатолия Грешневикова, который был в бабуринской части фракции, а потом в последний момент вошел в команду «Справедливой России», Василия Шестакова и Светлану Горячеву. Но тем не менее это новая фракция, в основном новые люди, имеющие совершенно иную политическую историю, либо не имеющие ее вовсе. Поэтому остается только надеяться, что будет какая-то преемственность. Пока я ее особо не ощущаю. Но в этой фракции есть мои коллеги, партнеры и даже друзья.

-- Как восприняли ваше назначение соратники из «Великой России»?

-- С уважением и пониманием. «Великая Россия» как политический проект, безусловно, сохраняется. Ее руководство судится с Федеральной регистрационной службой. Я, безусловно, слежу за этим процессом. В «Великой России» есть свой яркий лидер -- Андрей Савельев. Я верю в его звезду. Я сохраняю солидарность с моими товарищами и всегда поддержу патриотическое движение, особенно, если оно решит не оставаться в стороне от больших государственных дел, а начнет смело интегрироваться в реальную политику.

-- А как вы оцениваете будущее патриотического движения в России в целом? Можно ли сказать, что ваше назначение дало ему некий карт-бланш на развитие?

-- Это назначение не могло бы состояться без совпадения орбит, неких траекторий идейного развития в вопросах внешней политики патриотического движения и президентской власти. Раньше этого не было. Взять, к примеру, наши оценки событий в Косово. Мы убедились, что президент занял категорическую позицию в поддержку международного права и против выделения Косово в отдельную территорию. Меня очень порадовал такой разворот российской дипломатии. Или взять вопросы, связанные с ограничением вооруженных сил в Европе. Я был очень рад, когда услышал соответствующие слова президента в его послании Федеральному Собранию. Это то, о чем я много раз говорил со своими сторонниками, особенно когда возглавлял международный комитет Госдумы. Здесь президент принял нашу сторону. В вопросах противоракетной обороны мы делаем все, чтобы наши партнеры исходили из общего анализа угроз для общеевропейской безопасности и необходимости дать коллективный ответ на эти угрозы. Владимир Путин также последовательно проводит эту линию. Очевидно, что в вопросах внешней политики патриотическое движение поддерживает Кремль. Не все еще смогли осмыслить последствия такого оборота дел. И это подтверждается интеграцией политиков из патриотического лагеря в органы исполнительной власти в этот крайне важный для нашей страны период. Поэтому я вижу главную задачу патриотического движения не в том, чтобы по инерции бороться с какими-то призраками вчерашнего дня, и не в том, чтобы стоять на обочине реальной политики и поплевывать в спину власти. Надо смело входить во власть и служить России не на словах, а на деле.

Наше особое мнение по внутренней политике также было учтено властью. Я говорю и о демографической теме, и о теме борьбы с нелегальной иммиграцией, о наведении порядка в системе въезда-выезда иностранцев, о нашей альтернативной точке зрения на закон о монетизации и о многом другом. Возможно, то, что мы предлагали раньше, звучало резко и эмоционально, но главное другое -- нас услышали, и услышанное было реализовано. И это создает возможность для активного сотрудничества -- именно с Путиным.

-- А вам самому интереснее заниматься внешней политикой или партстроительством?

-- Я, честно говоря, без особого энтузиазма занимался партстроительством. Это потом я уже втянулся, вошел во вкус. Но на самом деле я подготовлен, обучен, образован моим государством наукам, связанным с дипломатией.

-- Говорят, ваша фамилия фигурировала в списке «запрещенных политиков», которых кремлевская администрация якобы не рекомендовала партиям включать в свои избирательные списки. Все отрицали существование такого списка, однако никто из названных в нем политиков кандидатом в депутаты не стал. Так был ли список?

-- Я его не видел. Но если список и существовал, то претензии не к его авторам, а к тем гражданам, которые возглавляли конкретные политические партии и при формировании своих предвыборных списков, видимо, учитывали волю администрации президента. Представим, что если этот список был, то почему тогда лидеры политических партий, которые называют себя независимыми, пошли на сделку с властью? Я понимаю власть. Она не хочет для себя лишних проблем. А те лидеры, которые согласились не брать «неугодных» людей, обрекли себя на жалкое существование в ходе предвыборной кампании. Я недавно включил телевизор и увидел Бориса Немцова. Он так ругал Путина, что у меня все члены семьи и даже собака удивились. Никто не ожидал от него такой смелости, таких гневных обличений. Но почему же тогда он не взял в список СПС Володю Рыжкова? Кто ему мешал? Кремль? Или Чубайс? Тогда какой же он оппозиционер? Существует ли фактор Кремля во внутренней политике в ходе предвыборной кампании? Конечно, существует. Вопрос в другом: почему все, как зайчики, сидят в травке, поджав ушки? Поэтому, когда мне говорят «вы были оппозиционным политиком», я не понимаю этих слов. Потому что я лучшего о себе мнения, чем о тех гражданах, которые называют себя «оппозиционерами».

-- Ваше отношение к тандему Медведев--Путин после президентских выборов 2008 года?

-- Я уважаю мнение Путина. Думаю, что ничего во внутренней и внешней политике не изменится. Путин выбрал преемником очень близкого себе человека. И сам он никуда не уходит, а остается во власти. Возможно, акценты в аппаратном смысле будут несколько смещены в сторону Белого дома. Но эпоха Путина продолжится. Это факт.