Цискаридзе открыл целую серию вечеров лучших балетных артистов страны, запланированных на этой сцене. В грядущий четверг там же, в Музыкальном театре, будет бенефис Светланы Захаровой; в конце февраля -- вечер Дианы Вишневой; о вечере Ульяны Лопаткиной объявления еще нет, но балетная молва упорно настаивает на том, что мариинскую диву мы увидим также в феврале. Формат монолога -- ответственный и опасный формат, он открывает артиста так, как ни один спектакль. Потому что многое о герое вечера говорит сам выбор репертуара, а не только трактовка ролей.

Цискаридзе выбрал для бенефиса три спектакля из репертуара Вацлава Нижинского -- «Видение розы», «Послеполуденный отдых фавна», «Шехеразада». Последние несколько лет премьер Большого выбирает себе соперников не в современности (где конкурентов закономерно не видит), а в легенде -- далекой или близкой, но легенде. В «Кармен» он соревнуется с Плисецкой; и роли Нижинского берет -- в споре с ним.

«Видение розы» Цискаридзе танцует не в первый раз -- миниатюра Фокина была в репертуаре Большого театра, и танцовщик появлялся в ней на родной сцене. Но прошло уже, кажется, лет пять, как это предание о призраке цветочного аромата, влетевшем в сон вернувшейся с бала девушки, было показано в Большом. Почему спектакль не идет -- неизвестно; Фокину вообще не везет на главной сцене страны -- «Шопениана», хоть и появляется довольно часто, но на утренниках в принудительной связке с одноактной оперой «Моцарт и Сальери», этакий дорожный набор для гостей столицы, чтобы галочку поставили в списке -- видели в Большом и оперу и балет. Меж тем Фокин, несмотря на отгремевшие сто лет назад его идеологические войны с Мариусом Петипа, один из последних хореографов большого стиля. Он для большой сцены и больших артистов; и Цискаридзе еще раз заставил пожалеть об отсутствии фокинских спектаклей в Большом.

Его призрак розы был именно призраком аромата -- почти бесплотным и властным одновременно. Когда девушка (мариинская балерина Жанна Аюпова) засыпала в кресле и танцовщик наклонялся над ней, его руки плыли, как клубы дыма, струились мягче бальных лент, и закутывали ее, ни разу к ней не прикасаясь. Контур аромата, прорисованный этими руками, вел девушку во сне, а призрак взлетал и зависал над сценой, и зал ахал и грохал аплодисментами.

Следующий маленький балет отделял от «Видения розы» оркестровый антракт -- танцовщику нужно было передохнуть и переодеться, и балетоманы прослушали несколько фрагментов из балета Массне «Сид». Ведомый Владимиром Спиваковым Национальный филармонический оркестр бодро отщелкал испанские мотивы и был тут же забыт при открытии занавеса. На возвышении посреди сцены возлежал пятнистый фавн.

Немногие в зале до той поры видели фавна живьем -- когда-то к нам на гастроли привозили эту миниатюру, сочиненную Вацлавом Нижинским на самого себя, французы (правда, Шарль Жюд предпочитает версию Сержа Лифаря) да Никита Долгушин, давно занимающийся исследованиями дягилевских сезонов, примерял эту роль на себя. Видеть Алексея Ратманского и Майю Плисецкую в этом спектакле могли лишь жители Японских островов. Теперь «Послеполуденный отдых фавна» поставлен в антрепризе фонда Мариса Лиепы -- с сопутствующими пышными речами и неразумным пиаром (в фонде все всегда «впервые», будто люди не в балете, а в цирке работают). Но фонду принадлежат декорации. Фавн принадлежит -- Цискаридзе.

Собранный. Неожиданно угловатый. С прорезающимися, выпирающими костями -- никакой ожидаемой животной мягкости. В сюжете -- пятнистая животинка, млеющая от вида неосторожных нимф, вздрагивающая от обладания лишь оброненным шарфиком одной из них (на премьере был скандал -- Нижинского обвинили в фетишизме). На сцене -- охотник на грани нервного срыва. Свою претензию на обладание нимфой предъявляющий резким, воинственным, почти безумным жестом -- должна быть моей, иначе быть не может. Совсем своя трактовка, поэма права и воли -- спор с Нижинским на его территории. Выигран ли? Ну точно не проигран.

В финал вечера была поставлена «Шехеразада» -- историю о «резне в гареме», как ее называл Фокин, Цискаридзе танцевал не раз, и в спектаклях фонда, и в Мариинке. Чем больше народа занято в спектаклях, воспроизводимых фондом Лиепы, чем пышнее постановка, тем дальше она от дягилевских оригиналов, тем больше в ней китча. Лишь человеку вовсе необразованному, да еще с вороньей страстью к блескучим штучкам может прийти в голову, что, допустим, «Синий бог» имеет хоть какую-нибудь культурную ценность (танец опять же Цискаридзе в этом спектакле -- имеет; но артисту не впервой вытаскивать на себе сомнительные сочинения). «Шехеразада» режет глаз и смущает чувство прекрасного -- и смотреть, как бенефициант в роли Золотого раба фантастически гнется, выпевая всем телом восточные мотивы, но не получает ни малейшего отклика от своей партнерши (Илзе Лиепа), было отдельным испытанием. Вместе они смотрелись как огненный вьюнок и водосточная труба; от выдаваемой Цискаридзе страсти мог бы загореться и противопожарный занавес, но все было втуне, неверная (по сюжету) жена шаха лишь принимала картинные позы -- ее муж мог быть спокоен за свою честь.

Повторят ли этот вечер когда-нибудь еще, увидим ли мы еще раз фавна -- неизвестно. Зато известна программа бенефиса Цискаридзе, который будет в мае в Большом, -- там будет «Пиковая дама» и «Тени», роли значимые для танцовщика, но не новые. Почему артист должен искать роли на стороне, а не в родном театре, почему театр не может купить лучшему своему танцовщику нужный ему спектакль, вопрос, конечно, не к артисту, а к его начальству. Хотелось бы, чтобы начальство ответило делом.