|
|
N°227, 11 декабря 2007 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Человек идет и улыбается, значит, человеку хорошо
В 2001 году немецкий журналист Вольфганг Бюшер пешком в одиночку прошел от Берлина до Москвы. Путешествие длилось около трех месяцев. В разгар лета он перешел через Одер, на российской границе его застигли осенние ливни, а под Москвой -- первый снег. Бюшер пошел «на Москву» дорогой Наполeона и достаточно точно повторил маршрут армии «Центр». Результатом этого приключения стала книга «Берлин--Москва: пешее путешествие», ставшая европейским бестселлером и выдержавшая в Германии одиннадцать переизданий. Спустя шесть лет Вольфганг Бюшер (с помощью Немецкого культурного центра им. Гете) вновь приехал в Москву презентовать первое издание своей книги на русском языке («Европейские издания»-«Логос», перевод Н. Вавилиной, А. Глухова). Вольфганг БЮШЕР рассказал нашему корреспонденту Наталии БАБИНЦЕВОЙ о переменчивом Востоке, грузе истории и русских волках.
-- Что для вас значит путешествие вообще?
-- Я могу дать очень точный ответ: для меня путешествие -- это свобода, а для меня как автора -- это еще и возможность начать писать.
-- А была какая-то отправная точка, которая послужила поводом для похода в Москву?
-- Мой дедушка погиб на фронте где-то на востоке. Могила его так и не была найдена, а следы полностью утеряны. И в этом контексте мне было особенно важно пройти этот путь до Москвы.
-- Эта книга выглядит одновременно как путешествие вперед и как путешествие назад. Правильно ли сказать, что это одновременно и продвижение вперед, и возвращение?
-- Что касается этого пути, то это было неизбежно. С одной стороны, я каждый день открывал для себя что-то новое, но, с другой стороны, история преследовала меня на каждом шагу. Я мечтаю о книге, в которой будет только приключение, где не будет этого давления истории на меня.
-- Когда читаешь книгу, кажется, что изначальная концепция вашего путешествия с его исторической подоплекой постепенно растворяется: чем ближе вы подходите к России, тем больше это напоминает приключенческую авантюру.
-- Мне не кажется, что у меня был какой-то серьезный концепт (смеется). То, что вы заметили в книге, связано, скорее всего, с колоссальным напряжением. Сперва я очень волновался, получится ли то, что я запланировал. А вдруг нет, вдруг со мной что-то случится по дороге: я сломаю ногу или заблужусь в лесу. Но по мере продвижения вперед это напряжение ушло. Постепенно я стал частью ландшафта, и мои страхи растворились.
-- На первых страницах книги вы много и подробно описываете то, что лежит у вас буквально под ногами. А потом вдруг резко поднимаете голову и уже не опускаете. Что заставило вас поменять оптику по ходу маршрута?
-- Те места, по которым я шел первые три недели, двигались совсем в ином направлении -- не в том, в котором шел я. Это были бывшие социалистические страны, которые динамично развивались и ориентировались на Запад, а я шел на Восток. Мы проходили мимо друг друга, поскольку нам было просто не по пути. И потом, когда я только начинал путь, я еще не знал, что станет моим материалом. Я хватался за маленькие детали, которые меня окружали, чтобы хоть за что-то зацепиться. Но по мере того, как я вживался в это путешествие и становился с ним чем-то единым, мне открывались более значимые вещи.
-- Вы сказали, что путешествие для вас -- это опыт свободы и практика открытия. А что в итоге вы для себя открыли?
-- Под свободой путешествия я понимаю не максимум возможностей. Это совсем не как в супермаркете, где есть масса всего, и я могу до всего дотянуться. Свобода в путешествии -- это когда пробуждаются все инстинкты. К примеру, когда я сижу в офисе, то я запрограммирован на какую-то деятельность; по сути, я просто функционирую. А когда я попадаю в ситуацию путешествия, я все время должен быть бодрствующим. Я должен постоянно принимать решения, делать выбор и доверяться интуиции. Это бодрствование и возможность быть собой для меня и есть свобода, которую я открыл.
-- Вы хотите избавиться от истории, и тем не менее каждая часть вашей книги связана с каким-то ярким сюжетом: вы стучите в дверь, и вам рассказывают историю. У вас по ходу даже возникает метафора: «залежи истории», которые хранятся на Востоке.
-- Все, что происходит с моим лирическим героем в настоящем, -- это только монотонный проход по бесконечному и почти неизменному пейзажу. Все острые сюжеты этой книги так или иначе связаны с прошлым. От его тени просто невозможно было избавиться. Когда идешь через города Восточной Германии, Польши или Белоруссии, то понимаешь, что эти места сейчас представляют собой то, что с ними стало после войны. Когда тебя зовут к кому-то в гости, то через какое-то время разговор обязательно скатывается к войне. Но, с другой стороны, настоящее для меня все равно доминировало. Приключение -- это не всегда острый сюжет. Когда идешь три месяца подряд по чужой стране -- это самое настоящее приключение. И еще какое!
-- Та книга, которую вы придумали по ходу маршрута, сильно отличается от той, что в итоге была написана?
-- Когда садишься писать, то в твоей душе открываются какие-то внутренние шлюзы. Через них проходят только самые яркие и сильные переживания. Кроме того, у письма есть своя собственная динамика: рассказанная ситуация сильно отличается от той, что была пережита. Язык ведет тебя дальше и позволяет вспомнить что-то совсем иное, отличное от того, что ты предполагал написать.
-- Есть ли в вашей книге ситуации, которых вы очень ждали, а когда их не случилось, то вам пришлось их придумать?
-- Может быть (смеется). На моем пути обязательно должен был появиться волк. Я так ждал этого, я даже обращался с молитвой: «Волки, покажитесь!». Когда я планировал свое путешествие, то прочитал в газете, что после разрушения стены и открытия границ волки восстановили свои прежние маршруты миграции. И я тогда подумал: если уж волки находят путь из России в Германию, то и я найду верную дорогу. Я так мечтал о встрече с этими волками... Но я же не утверждаю в книге, что она состоялась (смеется).
-- В вашей книге «восток» оказывается очень плавающим понятием, он все время куда-то смещается. Почему так происходит?
-- Когда я спрашивал у людей в Германии: «Где находится восток?», они мне указывали в сторону Польши. Поляки говорили: «Восток там» и показывали на Белоруссию. Белорусы говорили: «Восток в России». А когда я наконец добрался до Москвы, то неожиданно снова оказался на Западе. Такая вот история.
-- А чем вы можете объяснить такой успех вашей книги в Германии?
-- Многие люди моего возраста, сидя в душном офисе, мечтают о путешествии, которое изменит их жизнь. А я это путешествие совершил. Эта книга для них как доказательство того, что все в жизни возможно.
|