Время новостей: N°226, 10 декабря 2007

Переговоры о сотрудничестве между Россией и Ираком в последние месяцы заметно активизировались. Осенью в Москву приезжали министр нефти Хусейн аш-Шахрастани и министр иностранных дел Хошияр Зибари. А две недели назад Багдад посетила делегация во главе с Юрием Шафраником, бывшим министром топлива и энергетики, председателем российско-иракского делового совета, главой компании «Союзнефтегаз».

Г-н Шафраник активно работает с Ираком с 2000 года. Тогда ему удалось наладить авиасообщение между Москвой и Багдадом, и российский бизнес стал активно заключать контракты в самых разных сферах. Например, «Технопромэкспорт» начал строить электростанцию близ Багдада, ГАЗ и УАЗ -- поставлять автомобили, «Стройтрансгаз» -- прокладывать трубопроводы. Естественно, в Ирак потянулись и нефтяники. Осенью 2002 года, примерно за полгода до начала военных действий, Ирак объявил, что прогнозные запасы нефти в стране превышают чуть ли не в два раза опубликованные прежде доказанные запасы (115 млрд баррелей), а потому Ирак может выйти на второе место по этому показателю, уступив лишь Саудовской Аравии (267 млрд баррелей) и обогнав Иран (132 млрд баррелей) и Канаду (179 млрд баррелей). По словам чиновников министерства нефти, инфраструктура способна прокачивать до терминала в Персидском заливе до 5 млн баррелей нефти в сутки (довоенный Ирак экспортировал до 2--2,5 млн баррелей в сутки). Разумеется, эта информация не могла не заинтересовать российские компании. У ЛУКОЙЛа к тому времени уже был контракт на разработку огромного месторождения «Западная Курна-2» с запасами около 6 млрд баррелей (сейчас компания пытается бороться за его сохранение). За новыми же месторождениями выстроились в очередь «Татнефть», «Русснефть», «Роснефть» и др. «Союзнефтегаз» подписал с министерством нефти Ирака меморандум о намерении разрабатывать месторождение «Рафидейн» на юге страны с запасами около 100 млн тонн нефти. Однако перевести этот документ в твердый контракт г-н Шафраник не успел.

После свержения режима Саддама Хусейна Юрий ШАФРАНИК пытался наладить диалог с новой иракской властью, но, как он признался обозревателю «Времени новостей» Николаю ГОРЕЛОВУ, каждый раз его визит в Багдад срывался -- говорить было не о чем. Сейчас же, в преддверии круглого стола «Россия--Ирак: стратегическое сотрудничество в XXI веке», который пройдет завтра в Москве, и заседания межправительственной комиссии, намеченного на предновогодние дни, ему удалось посетить Багдад. Более того, г-н Шафраник встретился практически со всеми представителями высшего руководства страны -- начиная от президента Джаляля Талабани и заканчивая губернаторами и руководителями компаний.

--Какие ваши первые впечатления от Багдада?

-- Багдад стал другим. Даже не ожидал такого... Кварталы, конечно, не зона сплошных завалов и разрушений, но уничтожено многое. И сама атмосфера в городе... Я бы назвал ее просто удручающей. Бетонные заборы, везде, где только можно, колючая проволока. И много военной техники, вооруженных людей -- БТРы, броневики, блокпосты... Воюют все против всех. А вечером на улицах ни души.

-- Знаменитые базары работают?

-- Нет, ничего этого нет. У дорог отдельные лавки работают, но и то маленькие. Большие магазины только в «зеленой зоне», которая огорожена.

-- Почему вы поехали в Багдад?

-- Мы давно собирались в Ирак. Помехой были самые разные причины. Кроме того, для этого должна была «созреть» ситуация. Ведь не только мы, но и багдадская сторона должна была быть готова обсуждать те вопросы, которые волнуют наши страны. В этот раз мы посчитали, что пришла пора. Такое мнение сложилось после визита в Россию осенью этого года представительной иракской делегации. Сейчас совместно с иракской стороной мы подготовили и проведем на этой неделе в Москве Международный круглый стол. Согласованы вопросы, выносимые для обсуждения, готовятся проекты ряда документов, которые будут обращены к правительствам обеих стран. Плюс ко всему проведена большая работа экспертной группы по подготовке заседания межправительственной комиссии. В такой динамичной обстановке и формировалось решение о необходимости визита в Багдад. Поэтому отмечу: обеими сторонами были сделаны шаги, говорящие о том, что сотрудничество в нынешней непростой обстановке не только возможно, но и необходимо.

-- О чем говорили президент Ирака и ключевые министры, с которыми вам удалось встретиться в Багдаде?

-- Каждый говорил о существующих проблемах, но единогласно сошлись в одном: сотрудничество между нашими странами необходимо развивать. Руководство Ирака заинтересовано в том, чтобы в стране работали российские компании.

-- А российские компании готовы к началу работ?

-- От имени всех компаний говорить не могу. Скажу лишь одно: каждая компания будет принимать решение самостоятельно. Все будет зависеть от того, какие проекты предстоит реализовывать. Если нужно задействовать минимальное количество людей и обеспечить поставки оборудования на уже существующие объекты в относительно спокойные районы Ирака -- так это надо было делать еще вчера. Инвестиционные проекты, в которые планируется привлечение больших финансовых, человеческих ресурсов, -- здесь, безусловно, надо семь раз отмерить... И, в первую очередь, определиться, кто будет обеспечивать безопасность.

-- То есть вы считаете, что нефтяным компаниям уже нужно начинать переговоры с иракскими чиновниками?

-- Рассуждений на тему «пустят российские компании в Ирак или нет», я не принимаю. Политическое руководство страны в лице нашего президента заняло весьма взвешенную и конструктивную позицию -- мне пришлось об этом говорить в Багдаде -- по мирному выходу из изоляции Ирака. Что еще нужно для того, чтобы возвратиться российским компаниям в Ирак? Только конкретные дела. И начинаем мы их с переговорного процесса.

-- Насколько сильно Ирак заинтересован именно в российских инвестициях?

-- Думаю, что руководство Ирака сейчас прилагает немалые усилия для того, чтобы жизнь в стране перевести в мирное, созидательное русло. А для этого необходимо развивать экономику, организовывать новые рабочие места. И здесь правильно говорят иракцы, правда, непублично: важно, кто первый придет. И если ты пришел, а других пока нет, то, выполняя свое дело, ты не только рискуешь, но и получаешь преференции.

-- Об этом говорят первые лица Ирака?

-- Конечно. Все говорят об отличных отношениях между нашими народами. Они рады, довольны и готовы всех принимать, кто хочет работать в Ираке. Конечно, когда речь заходила о значимых проектах, таких, как «Западная Курна», то становится понятно, что за один день такой вопрос не решить. Но оживление во взаимоотношениях между нашими странами позволяет надеяться, что не только этот проект, но и многие другие останутся за нашей стороной.

-- Будет ли преемственность по контрактам, заключенным еще в былые времена?

-- Если это не противоречит существующим законам, то по-иному и быть не должно. Мы говорили об этом в Багдаде. Независимо от смены обстановки в стране есть законы, их не нарушали российские компании. А раз так, то преемственность должна сохраняться. Другое дело, в какой степени? Понятно, что росчерком пера ни президент, ни премьер, ни министр не дадут никаких преференций. Их нужно создавать, завоевывать намерениями, делами, поступками. Наша делегация не успела еще возвратиться в Москву, как в средствах массовой информации посыпались публикации о том, что Shell и другие западные компании заявляют о готовности работать в Ираке. Но мы-то уже в пути и должны быть первыми.

-- Ваша компания «Союзнефтегаз» заключила меморандум о намерениях по разработке месторождения «Рафидейн». Аналогичные соглашения подписали и другие компании. Что говорят иракские чиновники об их судьбе?

-- Они считают, что российское представительство должно быть в Ираке. На действующих объектах надо продолжать работу, и с этим проблем вообще никаких нет -- по любому вопросу министерство может самостоятельно принимать решение, и для этого не надо никаких законов. А вот все, что касается новых объектов, в том числе нашего подписанного меморандума, то чиновники трактуют достаточно твердо: при выходе нового закона о нефти они будут рассматривать каждый проект отдельно, но в соответствии с законом. А поскольку закон еще не принят, нет консенсуса между территориями и центральной властью по платежам, подходам, то чиновники уходят от ответа. И, наверно, на их месте это правильно. Да, мы сделали ТЭО по «Рафидейну», вложили в него большие деньги, получилось хорошее ТЭО. Мы им об этом заявили. Нам сказали: да, если вы готовы начинать переговоры -- начинайте, мы не возражаем. Но к работам на новых месторождениях можно приступить только после выхода закона о нефти.

-- А что они теперь говорят о сроках выхода закона?

-- Сроки буксуют. Хотя за основу проект закона принят. В окончательном варианте его должны были принять осенью, потом сроки сдвинулись на декабрь. Теперь речь идет уже о весне.

-- Сейчас Курдистан начинает самостоятельно отдавать проекты на своей территории зарубежным компаниям. Почему он может это делать, а другие регионы ждут закона о нефти?

-- Курдистан согласовал базу для закона и в соответствии с ней собирается работать дальше. На мой взгляд, вполне приемлемый вариант. Вспоминаю 1991 год. Если бы мы тогда в Тюмени также дожидались принятия законодательства на федеральном уровне, то нефтяники и газовики от голода начали бы пухнуть. Люди ведь кушать хотят каждый день. Поэтому бизнес и регион стремились как можно скорее реализовывать проекты.

-- Ваша компания не собирается работать в Курдистане?

-- Мы собираемся работать в Ираке и договорились о переговорном процессе по трем объектам, в том числе и в Курдистане. У нас там работает группа специалистов.

-- Что это за объекты?

-- У нас есть определенные намерения. Как вы понимаете, это еще не объекты. Мы анализируем ситуацию, собираем дополнительную информацию. Просто взять кусок территории и сказать, что начинаем реализацию проекта, в корне неправильно.

-- Какие территории кроме Курдистана готовы самостоятельно работать с российскими компаниями?

-- Мы встретились в Ираке с рядом губернаторов, все они заявили, что готовы с нами работать, и предоставили делегации инвестиционные проекты. Причем проекты широкого профиля, в том числе по нефти и газу.

-- Раньше было обязательным условием вхождение в проекты иракской национальной нефтяной компании. Летом говорилось, что государству будет принадлежать как минимум контрольный пакет в крупных месторождениях. А сейчас какие условия?

-- В действующих рамках у них гибкий подход. А именно: нужно подготовить проект (в виде СП, например), и из его оценки будет видно, какой процент будет у иракской стороны, или может она в интересах инвестора вообще откажется от доли. Это все считается, и иракская сторона такой подход всячески поддерживает.

-- То есть речь сейчас не идет о том, что Ирак будет требовать контрольный пакет в проекте?

-- Не идет. Новый закон не принят, поэтому говорить не о чем.

-- Вы предполагаете работать в Ираке на условиях СРП?

-- В том числе и на условиях СРП, когда это будет разрешено законом. И на условиях работы в совместном предприятии. Рассматриваются и другие формы работы. Но это уже коммерческая сторона вопроса. Когда только у нас что-то появится реальное, обязательно об этом сообщим.

-- Как вы оцениваете, на какую долю запасов Ирака могут претендовать российские компании?

-- Никто и никогда вам этого не скажет. Все зависит от того, когда наши компании придут, сколько вложат и, естественно, как согласуют это с другими игроками на международном поле. И, конечно, с иракским руководством. Я бы мечтал, чтобы российские компании максимально вошли в активы. Пять процентов в Ираке -- это немного, но уже нормально. Двадцать -- супер, что еще надо? Выше -- это просто нереально, ведь в мире существуют и другие компании. Да и сам Ирак развивается. Возможно, сложится и такая ситуация, как у нас в России, что свои стратегические месторождения Ирак не отдаст иностранцам.

-- Вы согласны с мнением, что российские компании смогут получить доступ к иракским недрам только при условии вхождения в проекты совместно с американскими компаниями?

-- Америка, вложив огромные деньги в Ирак -- введя туда свои войска, безусловно, будет рассчитывать на проекты и будет добиваться своего. Но я думаю, что если российские компании возьмут на себя долю в 5--10--20%, то вряд ли за этим последует какая-то сверхотрицательная реакция. Америке как никогда -- так же как и самому Ираку -- нужна поддержка, нужна стабильность. А раз так, то вхождение в иракские проекты российских компаний не только не отрицается, а, возможно, даже и приветствуется Америкой. Совместные предприятия? Если от этого всем будет легче, то почему бы и нет. Бизнес есть бизнес.

-- Какое время, по вашим оценкам, должно пройти, чтобы у российских компаний появились в Ираке реальные проекты?

-- Минимум полгода должно уйти на переговоры -- это только по простым проектам. Например, сделать терминал, построить дорогу, электростанцию. Они вот просят в двух регионах построить железную дорогу. Ведь у России в этом вопросе большие возможности, да и опыта не занимать. А по серьезным проектам переговоры будут идти год--два и более. Ресурсный проект, месторождение, отдать не так просто. Думаю, что после декабрьских консультаций -- после круглого стола и заседания межправительственной комиссии -- станет ясно, хочет ли Ирак присутствия российского бизнеса и считает ли это возможным.

-- Насколько вопрос присутствия российских компаний в Ираке связывается со списанием госдолга перед Россией?

-- Похожая ситуация была в Алжире. Алжир должен был России, но нашелся вариант разрешения этой проблемы. Ситуацию взял под контроль президент России, и сотрудничество не свернулось. По Ираку, насколько я понимаю, мы присоединились к решению Парижского клуба по списанию долгов. Но это делается не моментально. Каков механизм реализации -- это не моя компетенция, но я не считаю, что долг и переговоры по нему останавливают движение бизнеса. Думаю, что это процесс тонкий, острый, но мелкие, средние и даже крупные проекты не могут быть привязаны к долгу. Во время визита в Багдад меня, конечно, спрашивали: дескать, раз Россия присоединилась к решению членов Парижского клуба, то когда долг будет списан? Но никто и не ставил так вопрос: вот спишете долги, тогда мы вас пустим. Нет, конечно. Вообще я считаю, что вопросы по долгам быстрее решаются тогда, когда начинаются проекты. Тогда вышестоящим органам власти легче решить, как их списывать. Ведь если есть проекты, есть оживление, есть вложения, тогда и схемы найти во стократ проще, чем годами сидеть за столом переговоров. Да и российская сторона не увязывает эти вопросы.

-- В каком состоянии находятся нефтепроводы в Ираке? Их разбомбили?

-- Не столько разбомбили, сколько взрывают те или иные группировки. Разрушения, насколько я знаю, неглобальные. Но не это главное. Около 20 лет не обновлялось оборудование, ничего нового не строилось. В 90-е годы была изоляция, существовал режим эмбарго на ввоз оборудования в Ирак. Едва в начале 2000-х страна стала системно заниматься проблемами, как началась война. Поэтому самая большая беда -- полная изношенность и отсталость, начиная от скважин и до терминалов, включая трубы, НПЗ, резервуары и т. д.

-- Ирак дает гарантии, например, функционирования нефтепроводов, если российские компании будут их восстанавливать? Какие у Багдада подходы к этому вопросу?

-- Какие тут подходы... Создаются армия, полиция. Руководство Ирака говорит, что страна становится стабильнее, наводится порядок. Что еще может сказать власть, которая пытается это сделать? Но я лучше скажу не о том, как они подходят, а как российским компаниям надо действовать. Надо выбирать проект, выбирать регион, в регионе договариваться с властью, с военными, оценивать на месте эти договоренности и силы, насколько они достаточны для обеспечения безопасности, и принимать решение.

-- Как, по вашим ощущениям, может увеличиться товарооборот между Россией и Ираком в ближайшие годы?

-- Меня могут назвать фантазером. Тем не менее я уверен, что выйти на уровень 10 млрд долл. в год можно легко. Ирак в состоянии освоить огромное количество инвестиций. Ему практически все надо восстанавливать и строить. Так что сегодня надо не упустить этот шанс.