Определенно спектакли Жоэля Помра самые ожидаемые на нынешнем фестивале NET. Рассказывали, что Помра -- новая надежда французского театра, что его бездомная труппа (прикидывающаяся театром мифического Луи Бруйяра) -- одна из самых модных и востребованных компаний, работающих с современными текстами. Мы слышали, что пьесы он пишет сам, что на последний, юбилейный Авиньонский фестиваль пригласили сразу три его постановки (а это невероятно престижно) и одна из них -- «Торговцы» -- сделана по пьесе, получившей приз за драматургию. К тому же сейчас он репетирует с русскими актерами в театре «Практика» спектакль по другой своей пьесе -- «Этот ребенок», и его премьера будет вторым явлением Помра на фестивале NET.

Про «Торговцев», с которых должно было начаться знакомство с Жоэлем Помра, говорили, что они странные, что сюжет там социальный, но спектакль стильный и больше всего похож на немое кино. Оказалось действительно странно. Но на немое кино не похоже.

Спектакль играли в съемочном павильоне на Дербеневской посреди огромного заводского квартала. Сцена была совсем пустой, и в рассеянном сумеречном свете за одиноким столом перед телевизором сидели женщины, о чем-то оживленно разговаривая. Мы слышали неясные голоса, и медлительный женский голос за «кадром» объяснял, что вот это я и моя подруга, что неважно, где я сейчас, но прежде мы часто говорили о смерти, и подруга считала, что смерть -- это и есть настоящая жизнь. Потом задняя стена уезжала вбок, за ней были залитые светом жалюзи, будто закрывающие огромное окно-витрину, и рассказчица говорила о том, как ее подруга жила в нищенски пустой квартире на 21-м этаже дорогого дома, работу она найти не могла и всегда просила взаймы денег у сестры, а та не давала. На сцене во все том же рассеянном сером свете, делавшем фигуры почти силуэтами, появлялись персонажи, о которых шла речь: невысокая подруга с нелепой походкой, ее родственники, девятилетний сын и умершие родители, которых рассказчица видела так же ясно, как склонная к мистике подруга. «Картинка» спектакля выглядела лаконично и стильно. Актеры суховато разыгрывали эпизоды, о которых шла речь, все так же чуть слышно лопоча, а потом надолго замирали.

Казалось, что это видения, которые возникают в воспоминаниях рассказчицы в сопровождении ее собственного внутреннего голоса, будто бы пытающегося что-то объяснить себе самой. Дело происходило перед войной в маленьком городе, все жители которого работали на одном заводе. Рассказчица считала себя счастливицей оттого, что имела работу, хотя жила бедно, трудилась на конвейере и страшно мучилась от болей в спине. Пожалуй, самым странным и непривычным в спектакле была замедленная и спокойная интонация закадрового женского голоса, простодушные комментарии к событиям, которые наводили на мысль о некоторой умственной отсталости. Наивные рассуждения рассказчицы о необходимости работы, о непонятных взаимоотношениях с мужчиной, о поведении проститутки, живущей в дорогой квартире, и т.д. сообщали драматическому сюжету иронический оттенок и одновременно беспокоили. К финалу неясный расплывчатый сюжет о странной, полубезумной подруге и ее мистических видениях собирался в тугой узел. Завод, на котором работали герои, после взрыва в одном из цехов закрывали, а подруга, подчиняясь указаниям умерших родителей, выбрасывала своего сына из окна, почему-то убежденная, что это поможет заводу. И действительно слух о мотивах мистического детоубийства так будоражил страну, что завод снова открывали. В это время начиналась война, но рассказчица была так счастлива возвращению на работу, что уже не думала ни о чем и сохраняла только смутные воспоминания о подруге, сидящей в спецтюрьме.

Странный спектакль Помра вызывал растерянность и даже раздражение -- не совсем понятно было, как к нему относиться. История звучала драматично, но к ней трудно было эмоционально подключиться, действие выглядело отстраненным, как жизнь рыб за стеклом аквариума. И все же в нем было нечто тревожное, нервное, чью природу объяснить не берусь. Не загробные видения, не убийство ребенка, не закрытие завода, выбросившего тысячи людей на улицу. А вот эта мучительная попытка простодушного человека объяснить себе мир и принять его, несмотря ни на что.