Морис Бежар был главным неосуществленным шансом советского балета. История ХХ века прошла мимо наших театров -- они творили свои локальные истории, иногда любопытные, иногда даже великие, но никак не интегрированные в процесс и рассматривавшиеся остальным миром с интересом несколько опасливым. Нам не мог достаться Баланчин -- он эмигрировал в 20-х из России, не было никакого шанса увидеть Лифаря (история о его поздравительном письме Гитлеру после взятия немецкими войсками Киева исключала появление его спектаклей в репертуаре наших театров), еще у кого-то -- «чрезмерная эротика», кто-то что-то сказал недоброе о наших в Чехословакии. Бежар из великих мировых хореографов ХХ века был единственный «классово свой».

Да, заблуждающийся -- кинувшийся в 50--60-х в маоизм, а не в марксизм (балет «Жар-птица» повествовал о том, как на смену убитому вождю Ленину приходит новый вождь Мао), но родной же, некапиталистический. С подходящим происхождением -- сын философа, с долей сенегальской крови, страшно интересующийся всем, что происходит в России, -- как можно было упустить? Появись в 60-х бежаровские балеты в репертуаре Большого -- вся история развернулась бы иначе. Но -- упустили. Не просто упустили -- испугались.

Родившемуся в Марселе 1 января 1927 года мальчику с телосложением скорее лешего, чем Аполлона, не могли достаться премьерские партии -- на давних фотографиях видно, как выламывается этот юноша из утрированной гармонии балетного класса. Быстро поняв это, Бежар стал сочинять сам -- и в его спектаклях шел этот поиск вечной гармонии, не данной ему телесно. Но поиск этот шел со всем данным Бежару адским темпераментом -- в спектаклях он сначала взрывал мир, а потом составлял его заново в видимом ему порядке. Настоящая биография хореографа начинается тогда, когда у него в руках оказывается собственная компания, верящая в него и готовая воплощать его идеи. Настоящая биография Бежара началась в 1960-м, когда был создан «Балет ХХ века».

Новая пластика, чувственная, открытая, отважная. Новая волна интереса к Востоку -- к философии, к совсем иной манере движения, целая серия спектаклей на восточные темы (среди них «Бхакти» -- переложение в танце индийских преданий, блистательный сплав классического танца и национального жеста). Пластикой интерес не ограничился -- в 1973 году Бежар принял ислам, что, впрочем, немногое изменило в его образе жизни.

Главное, что сделал Бежар, -- это вторая мужская революция в классическом танце ХХ века. Балерины прекрасны, но отодвинуты на второй план, спектакль строится вокруг танцовщика. (Первая революция началась с Нижинского -- и Бежар видел в нем предшественника, много думал о нем, сделал спектакль «Нижинский, клоун Божий».) Характерна эволюция знаменитого «Болеро»: оно ставилось для балерины -- к столу, на котором она шаманила, подступала толпа напряженных мужчин; в следующей версии спектакля танцующего на столе мужчину осаждали дамы; и в финальной, окончательной версии, что теперь останется на века, на столе (в портовом кабаке, в театре, на площади -- где угодно) был парень, и парни же вырисовывали круги вокруг. Гей-декларация? Разговаривать на эти темы Бежар не любил, но без всяких разговоров стал знаменем гей-сообщества, как и танцовщик, вдохновивший его на лучшие его балеты, Хорхе Донн.

Испугались ли наши чиновники именно этого акцента в творчестве Бежара? Вряд ли. Скорее искренности и неуправляемости. Если Бежар во что-то верил, он кидался в дело со всей страстью. Любовь к России он переживал долго и мучительно, печалился, что не приглашают на гастроли (когда пригласили в Ленинград, радовался как ребенок и щедро разрешил мариинцам танцевать его вещи; на пленке остались следы того, как это было, и все мрачнеющее лицо Бежара тоже осталось). Он приглашал в свои постановки Екатерину Максимову и Владимира Васильева, сочинил несколько вещей для Майи Плисецкой -- и все же оставался нежеланным чужаком.

В последние годы спектакли Бежара стали спектаклями-прощаниями: он посвящал их памяти умерших друзей. Хорхе Донну, Фредди Меркьюри, Джанни Версаче. Со сцены исчезла ярость, за которую так любили Бежара, интонация стала старческой и печальной. Но его не раздражали даже насмешки, раздавшиеся, когда он стал проповедником борьбы со СПИДом, -- он снова был уверен в том, что делает, и это было для него самым важным.

В России вышло несколько его биографических книг (в том числе «Мгновение в жизни другого»). В России целое поколение танцовщиков и балетмейстеров сформировалось под его влиянием (от Фаруха Рузиматова, фанатично и упорно танцующего «Бхакти» на концертах, несмотря на отсутствие разрешения хореографа, до Бориса Эйфмана, в меру разумения пересказывающего в спектаклях его идеи). Но в России Бежера нет. И уже не будет.