Игорь Шелковский еще до эмиграции в 1977 году был зрелым и очень ярким художником, но в отличие от большинства друзей и коллег по неофициальному искусству он в своем творчестве не тяготел к социальной тематике и литературности, да и сложные концептуальные конструкции его не особенно привлекали. По сути, Шелковский был одним из немногих у нас сознательных приверженцев формалистской традиции: в своих скульптурах и графике он работал прежде всего над пространством, материалом, цветом и фактурой, и его удивительные в своей элегантной минимальности работы значили то, чем они были, и не предполагали каких-либо внешних толкований.

При этом, очистив свое искусство до полной формальной прозрачности, Шелковский всегда был очень социально ангажированным человеком, и социальная ответственность для него могла оказаться важнее персональных художественных амбиций. Поселившись в Париже, он в 1979-м начал печатать «А--Я», первое независимое издание, посвященное отечественному современному искусству (журнал выходил до 1985-го). Это требовало колоссальных усилий: Шелковский по крохам искал деньги, сам занимался набором и макетом, изыскивал способы обмена корреспонденцией с авторами, жившими в СССР, и того, чтобы хоть какое-то количество экземпляров попало за «железный занавес». Чтобы журнал существовал, художник на многие годы почти отказался от собственного творчества, а советские власти квалифицировали «А--Я» как идеологическую диверсию, его издателя же -- как злобного антисоветчика. Но самоотверженность Шелковского не была тщетной. Его детище для живших в СССР художников, литераторов и искусствоведов оказалось окошком в международный мир современного искусства и средством самоосознания, а для нынешних исследователей российского искусства 70--80-х годов «А--Я» является драгоценным источником информации.

Теперь Игорь Шелковский снова живет и работает в основном в Москве, его родном городе, и на выставке в галерее «Файн Арт» представлены скульптуры и рисунки из цикла «Город», выполненные в последние годы.

Скульптуры -- это небольшие рельефы из крашеного дерева, напоминающие архитектурные макеты. Рисунки сделаны при помощи чертежных лекал и «офицерской линейки», на них предельно геометризированные здания и их жители, угловатые вороны и резкие кружева лишенных листьев деревьев, над которыми несутся треугольные, круглые и квадратные тучи. Основные цвета -- белый, красный, черный.

О Москве ли эти рисунки и скульптуры? Вроде бы сегодняшняя Москва с ее новоделами, обросшими диковатыми башенками, и оглушительным рекламным валом не минималистична, она не бело-красно-черная, скорее она назойливой радужностью и попугайством смахивает на гибрид Диснейленда и Лас-Вегаса. С другой стороны, всмотришься в этот город, возникает чувство: дунешь -- и вся зыбкая фантасмагория улетучится, останутся впившиеся в пустое небо вертикали заводских труб, бесконечные ряды панельных параллелепипедов, широченные улицы, по которым изредка проезжают троллейбусы да шагают неотличимые друг от друга роботоподобные пешеходы.

Но это некие литературные, а то и политологические интерпретации, и к творчеству Шелковского они мало применимы.

В его работах главное не то, что они могут иллюстрировать, а то, как они действуют сами по себе на зрителя. И действуют они великолепно, ведь Шелковский -- уверенный в себе, виртуозный мастер. Все крайне просто, но за этой простотой -- сложнейшая, утонченная работа над пространством и материалом.

Впрочем, есть в искусстве Игоря Шелковского еще одно, и очень важное качество. Проанализировать его крайне трудно, так как мы сталкиваемся с вечной и, возможно, не имеющей решения проблемой: какова связь между этическим и эстетическим в искусстве? Возможно ли в качестве похвалы художнику заявить: его произведения очень достойны и честны -- особенно когда речь идет об искусстве формалистическом и, казалось бы, холодном, как искусство Шелковского?

Любой вменяемый искусствовед скорее всего воздержится от публичного ответа на этот вопрос. Но себе может с полной ответственностью сказать, что столь изысканными произведения Шелковского делает не только их формальная эстетическая безупречность, но и рыцарственное достоинство их автора.