Сценарий этого фильма Сокуров написал против обыкновения сам. И героиню назвал своим именем -- Александра Николаевна, хотя и с самого начала планировал снимать в главной роли Галину Павловну Вишневскую. Именно эту монументальную и величественную оперную диву он решил обрядить в старушечьи платья, туфли на низком каблуке, носочки и платочек. Увидел в ней не матушку Екатерину Великую, например, что было бы логично, а бабушку -- слово такое мягкое, уютное, тишайшее. Вышла бабушка так уж бабушка -- замашки полкового командира, властность, капризы, нетерпимость, гордость. Взял все от исполнительницы, не пожалел. Получился Характер, именно с большой буквы, диктаторша, генеральша, такая женщина, которую все боятся, которая спуску не даст, привыкла верховодить и командовать...Но все-таки задумана была бабушка, не старуха, а именно бабушка, смягченная старостью, возрастом, в котором сила слабеет, а зависимость возрастает. И вот бабушка приезжает к внуку, не для инспекции, не для дачи указаний, а спасаясь от одиночества, которое -- тут Сокуров, не надеясь на изображение и актерские возможности, прописывает в тексте совершенно определенно -- теперь эту женщину по-настоящему гнетет.

А внук ее служит сверхсрочником в Чечне, то есть он профессиональный солдат, и нет у него ни семьи, ни детей, как, впрочем, нет их у его товарищей: такой полностью мужской мир, куда если и попадают женщины, то вполне определенного свойства. И тут вдруг -- уважаемая дама, преклонных лет, лезет на бронетранспортер, отпихивая не галантных, но старательных своих кавалеров: «Куда тянешь! Руку не тяни! Осторожней!»

Из этих, собственно, контрастных ингредиентов и состоит фильм «Александра». Снимали его в Чечне, под Грозным, в Ханкале, то есть почти в документальной среде. Почти, потому что документалисты знают, что невозможно создать подлинную обстановку, особенно когда на съемочную площадку надо добираться под прикрытием ФСБ. Вот как об этом вспоминает продюсер картины Андрей Сигле: «На съемочную площадку мы ездили в бронемашинах в сопровождении бэтээров. Перед ними шли саперы. Такой порядок -- ехать-то до места всего 15 минут, но всякий раз добирались по полтора часа окольными путями, ежедневно меняли маршрут. Галину Павловну охраняли офицеры ФСБ. Ситуация была очень неприятная -- вокруг разрушенные дома, блокпосты, ночные перестрелки». Такие ситуации контролируются очень жестко, тут с реальной картиной не разгуляешься, но для Сокурова, по его собственному признанию, и не важна была конкретная обстановка в Чечне. «Я никогда не занимаюсь буквальной документальной фиксацией жизни, -- объясняет режиссер. -- Я ничуть не претендую на абсолютную правду, на исследование современных политических и социальных процессов». Зато очевидно, что Сокурову была очень важна подлинность материального мира, самой обстановки, материи, ощупи, того, что для его картин составляет необходимую основу, на которой он экспериментирует, пытаясь добыть что-то другое, не сиюминутное, правду художественную, то есть претендующую на обнаружение скрытых, но существенных механизмов жизнеустройства.

И главным в фильме стало сравнение двух миров -- военного и женского. Вот взгляд героини останавливается на ногах внука -- с мозолями и болячками, вот она осматривает ткань гимнастерки, вот нюхает воздух в бэтээре, путается в рядах палаток, трогает оружие и спускает курок. «Как легко», -- удивляется она... Для нее, грузной, пожилой женщины все эти мужские штуки непривычны и изумительны... У нее свой мир -- пиджачок, гребенка, платок, у нее болят ноги, плоть немощна, дышать трудно, а рядом сильные тела, молодые, здоровые, потные мужчины, которые совершенно не знают, что им делать вот с этим явлением -- женщины, чья женственность переведена в область чистого духа. Внук, вспоминая детство, расчесывает ей волосы (седой парик -- единственное, что меняет внешность Галины Вишневской, играющей вовсе без грима), и говорит: «Какая ты у меня красавица», имея в виду, конечно, не телесную красоту, а идеальный образ, утративший уже агрессию и власть пола. Сокуров снимал и другие идеальные пары, «Мать и сын», «Отец и сын», и эта тема здесь не последняя (конечно, назвать фильм «Бабушка и внук» стилистически невозможно). Вторая линия -- русская женщина и чеченское население. Тут все куда менее понятно. Замысел как раз ясен -- женщинам делить нечего, они все заодно, и потому чеченка так нежно и по-дружески принимает русскую, как гостью и как ровню. Опять документальность предметов, среды, развалин, в которых идет вроде бы мирная, но не спокойная жизнь, сталкивается с мифологией сюжета. Подлинное, документальное снова вступает в отношения с искусственным, художественным.

Не случайно на главные роли Сокуров пригласил не вполне профессиональных актеров (певица Вишневская все-таки не драматическая актриса, хотя и играла на сцене, роль ее внука и в вовсе сыграл бывший военный Василий Шевцов), а вот чеченскую подружку Александры Николаевны сыграла актриса Чеченского драматического театра Раиса Гичаева, с настоящей профессиональной театральной выучкой. Театральные актеры играют и остальных чеченцев -- тут степень вхождения в чужую жизнь не слишком высока, и Сокуров ее конструирует, исходя из своих о ней представлений. Несмотря на требования «настоящей натуры» и «настоящей фактуры», Сокуров не наблюдает жизнь, он ее конструирует, и степень убедительности во многом зависит от взгляда и намерения зрителя.

На мой вкус, соединение в одном пространстве всех этих бронетранспортеров, вагонов, палаток, железных кроватей, блокпостов и рукомойников с актрисой самого условного, оперного, жанра, так и не победившей, несмотря на усилия костюмеров, свою монументальную величавость, в сочетании с пафосной, почти символической речью героев рождает не вполне органичный, но впечатляющий тип киноповествования. И конечно, центральной фигурой тут становится Галина Вишневская. И не актерское дарование, по-моему, почувствовал в ней Сокуров, а мощную силу реальной личности, заставляющую окружающих невольно перед ней склониться. И чем дисциплинированней и послушней была Галина Павловна на площадке, тем вернее подчинялось ей окружающее пространство, его физическое состояние прогибалось под тяжестью этого человеческого груза. Вся эта бабушкинская умильность и трогательность (заложенная все-таки в сценарии) слетела с нее, как скорлупа, обнажив твердое, неповрежденное ядро. Это не бабушка, это статуя Командора, это карающая длань, это Минерва и Афина. Куда там до нее этой мальчишеской военщине, этому тощему офицерству... Рядом с ней весь этот антураж проседает и рассыпается, обнажая свое сущностное ничтожество перед символом настоящего величия. И не женственность, не род, не мать всех матерей и не бабушку-старушку воплощает собой Александра Николаевна Галины Вишневской, а величие искусства и его вечных ценностей, их преимущество над тем, что кажется настоящей реальностью. И я не уверена, что Сокуров, придумывая свою героиню, не именно это и имел в виду. Ведь назвал же он ее своим именем...