|
|
N°18, 01 февраля 2002 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Прокламация российской дикости
В старинном здании почтамта на Ораниенбургштрассе в Берлине проходит выставка с вызывающим названием «Давай!» (по-русски) и подзаголовками «Российское искусство сегодня» (по-английски) и «Из лабораторий свободного искусства России» (по-немецки). Из каталога явствует, что «Давай!» представляет новое радикальное искусство России. Наверное, можно разделить уже высказанное в прессе недоумение по поводу того, что легкие и остроумные произведения молодого поколения отечественных художников были представлены в тяжеловесной и устаревшей сегодня формуле радикализма или, еще хуже, программной «дикости». Однако пока это единственная внятная концепция современного российского искусства. Корреспондент нашей газеты Евгения КИКОДЗЕ попросила рассказать о выставке двух ее участников -- Анатолия ОСМОЛОВСКОГО и Александра ШАБУРОВА.
Анатолий Осмоловский был приглашен вместе с группой авторов коллективного перформанса «Революционная опера». Первый вопрос ему: в чем идея проекта?
Анатолий Осмоловский: Перформанс, в котором участвовали Константин Бохоров, Дмитрий Гутов, Инна Прилежаева и я, заключался в следующем: люди, пришедшие на философский семинар, поют, вместо того чтобы говорить. Идея носилась в воздухе: у меня еще осенью, на выставке в США, появился проект философского семинара в форме театральной постановки, а Дима Гутов предложил пение.
-- По своей сути театр -- профанация сакрального. Ваше обращение к жанру оперы вызвано разочарованием в возможности высказать истину?
-- Нет, наоборот. Мы считали, что поющие участники войдут в экстатическое состояние, драйв, и смогут высказать какие-то новые, неожиданные суждения, которые обычным языком передать невозможно. Была попытка с помощью пения ввести самих себя в исполнительский аффект. Вначале казалось, что для этого нужно написать либретто и петь готовый текст. Но во время репетиций (а они продолжались долго, около полугода) стало понятно, что можно одновременно формулировать мысли и петь. Это очень забавное психологическое ощущение.
-- До каких же светлых идей вам удалось таким образом додуматься?
-- Было две основные темы: «почему я занимаюсь искусством» и «может ли искусство оторваться от своего социального окружения». На каждую отводилось по три часа. Тем не менее во время репетиций было пропето немало ценных мыслей, но, к сожалению, в окончательной видеоверсии их зафиксировать не удалось.
-- Во время открытия вы выбежали на сцену сразу после речи главного куратора Питера Нойвера и заголосили. Было достаточно смешно, так как речь его сводилась к прокламации российской «дикости». Объясни, что понималось куратором под «дикостью»?
-- Основной пафос его выступления заключался в том, чтобы представить дикость в качестве феномена культуры. Все это было очень неубедительно, а само название «Давай!» вообще находится за пределами добра и зла. И концепция была совершенно неразработанной: как можно в двадцати трех участниках представить не Москву, не Питер -- всю Россию?! Полная хаотичность и фрагментарность -- такое было впечатление от выставки. Работы друг с другом не перекликались, они были созданы в разных техниках, на разные темы.
-- Мог бы ты из описанного тобой хаоса выделить то, что тебе запомнилось?
-- Я считаю, что лучшими работами были произведения Олега Кулика «Мертвые обезьяны» и Тани Хэнгстлер «Без названия», где изображение можно было увидеть, лишь согрев его теплом своей руки.
Вообще же самым впечатляющим событием этих дней в Берлине стала вовсе не данная выставка, а экспозиция Бориса Михайлова в Музее культуры рядом с Рейхстагом. Это просто потрясающе -- такой современный Брейгель. Это было на несколько порядков выше, чем все, что выставлялось на почтамте.
-- А как отозвалась о выставке «Давай!» немецкая пресса?
-- Я читал только две рецензии -- в «Берлинер Тагесблат» и «Франкфуртер Альгемайне». Первая была неплохая, в целом положительная, но с акцентированием нашей «дикости» и потому мне лично неприятная. А вторая просто отрицательная -- типа «как мы и думали, в России ничего в искусстве не происходит». Такая оценка появилась прежде всего потому, что не были представлены тенденции. А как иначе можно показывать выставки, созданные по региональному принципу?
Александр Шабуров представил собственную инсталляцию «Музей Ивана Жабы». Это своего рода музей русского супермена. Почему проект, созданный пять лет назад, был выбран кураторами берлинской выставки сегодня?
Александр Шабуров: Иван Жаба в этом проекте -- национальный герой России, каким для Америки является Бэтмен, человек -- летучая мышь. Инсталляция представляет историю жизни мифологического Ивана Жабы от его рождения через любовь и многочисленные подвиги (типа «Иван Жаба заслоняет собой Влада Листьева») вплоть до героической смерти. Это своеобразный итог моей тридцатилетней жизни в Свердловске. Там я, как и тысячи моих сверстников, мечтал о другой жизни -- о том, что через некоторое время буду не тем, кем сейчас являюсь, а каким-то суперменом в Америке. Это очень типично для провинции: ты думаешь, что живешь вдали от рая и что где-то есть культурная столица -- в Москве или в Нью-Йорке. И только дожив до определенного возраста, понимаешь, что мечтами жить невозможно, а нужно полюбить реальную жизнь такой, какая она есть. Отсюда и вся ирония по поводу героев и суперменов.
-- Как соотносился смысл твоего произведения с общей концепцией выставки?
-- Никакой концепции на самом деле не было. Была просто бумажка, в которой весьма эмоционально заявлялось, что кураторы хотят найти неизвестное доселе российское региональное искусство, художников из провинции, живущих по каким-то своим законам и в своем измерении, не ориентируясь на какой-то западный контекст.
-- Каким же образом были отобраны участники?
-- Конечно, с помощью российских кураторов. Московских художников подсказал Константин Бохоров, в Свердловске и Ижевске организаторы контактировали с Наилей Аллахвердиевой, в Нижнем Новгороде -- с Любой Сапрыкиной и Аней Гор, в Новосибирске -- с Людмилой Ивашиной. Известный журналист и литератор Слава Курицын помог организовать литературные мероприятия и видеопоказы.
-- Принцип отбора напоминает фестиваль «Культурные герои ХХI века», который был проведен в Москве в декабре 1999 года Маратом Гельманом.
-- Да, но это не значит, что организаторы копировали наш опыт. Просто в России не так уж и много энергичных людей, которые существуют в этой сфере деятельности. В 1999 году фестиваль просто зафиксировал уже произведенный временем отбор. Это же касается и нынешней выставки в Берлине -- боюсь, что москвичи ничего по-настоящему нового не смогли бы там увидеть.
-- Как ты считаешь, возможно ли такое объединение, которое только что случилось вокруг проекта «Давай!», в нашем Отечестве -- когда молодые и талантливые кураторы забывают междоусобицу и совместными усилиями реализуют крупный выставочный проект?
-- Тут нужно не с того конца начинать. Конечно, возможно, были бы деньги. К примеру, почему сибирские художники остаются жить в Новосибирске, а в Свердловске художников почти не осталось? Потому, что там нет отделения Фонда Сороса, а в Новосибирске -- есть! Как это ни печально, но существование художников в провинции сегодня зависит только от этого фактора.
беседовала Евгения КИКОДЗЕ