Филармонический абонемент «Оратории и кантаты» выглядит скромно: всего три концерта (октябрь, февраль, март), посвященные музыке барокко и классицизма и ее героям -- немцу Иоганну Себастьяну Баху («Рождественская оратория» обещана под управлением нидерландского специалиста по старинной музыке Тона Купмана), австрийцу Йозефу Гайдну (его сочинения приедут петь певцы-аутентисты из разных стран) и итальянцу Джованни Баттиста Перголези, чье знаменитое сочинение Stabat mater (1735) и открыло цикл.

Кантата Stabat mater dolorosa («Стояла мать скорбящая») на анонимный католический гимн XVIII века сочинена Перголези, когда он был уже автором опер, в том числе и знаменитой интермедии «Служанка-госпожа» (1733), считающейся началом итальянской buffa. Написанная в близком соседстве с неаполитанскими диалектными комедиями Stabat mater -- духовная кантата для небольшого состава (камерный оркестр и два солирующих голоса), где с обезоруживающей простотой показана самая драматичная ситуация в истории человечества: Богоматерь оплакивает распятого Сына. Прекрасная, излучающая свет музыка требует от исполнителей особой чуткости -- своего рода отречения, анонимности: музыкант здесь не действующее лицо, а посредник между землей и небом, его миссия сакральна -- очищение и возвышение. Однако вряд ли эта миссия по плечу оперной примадонне, чье имя символизирует светскость.

Анна Нетребко, дебютирующая в музыке барокко, -- ситуация с предрешенным результатом. Выработанная за несколько лет блестящей карьеры манера -- петь для того, чтобы нравиться, петь для того, чтобы соблазнять, априори исключает близкий контакт с музыкой барокко, предполагающей прямо противоположное, другой способ физического существования: инструментальную технику, речевую манеру пения, подробную артикуляцию и состояние анонимного целомудрия. Главное в ней даже не произведение, а то состояние возвышенной сосредоточенности, что достигается при его исполнении. Ждать, что это случится, когда на сцене появится Анна Нетребко, -- значит не понимать ни природы этой музыки, ни природы певицы, которую изменить невозможно. Анна Нетребко предстала в своем обычном статусе -- обласканной славой звезды, которая поет со всей силой страсти, вызывая пламенный ответ зала. Открытость, патетика и исступленное желание быть услышанной -- все, что, не жалея себя, Нетребко вкладывала в Stabat mater, очень подошло бы Верди, причем Верди в концертном исполнении -- для спектакля требуется иная глубина. В случае с Перголези, хоть и оперного композитора, но все же автора эпохи барокко, это выглядело так, словно Нетребко бросала вызов, желая сделать из сокровенного внутреннего переживания эффектный публичный акт, мольбу о невозможном -- превращении сакрального в пафосное.

Екатерина Семенчук, напротив, стремилась сдержать свой большой оперный голос, уподобив пение молитве. В те минуты, когда ей выпадало соло, где было минимум инструментального аккомпанемента, Семенчук это удавалось, несмотря на то что природу голоса не победишь. И пока ее страстная партнерша отдыхала после своих экстатических призывов к залу, Семенчук восстанавливала баланс, напоминая о том, что мы слушаем все-таки не концерт типа опера-гала, а строгую церковную музыку. А камерный ансамбль «Солисты Москвы» под управлением Михаэля Гюттлера, несмотря на свою непричастность к аутентичной манере игры, старался двигаться в правильном направлении.