В первый раз новый спектакль Юрия Любимова «Горе от ума -- Горе уму -- Горе ума» сыграли две недели назад, в день девяностолетия режиссера, там были давние друзья театра и официальные лица. В минувшие выходные взглянуть на новую версию грибоедовской комедии пустили обычную публику -- и забитый до отказа зал (студенты стояли на балконе у стен, какая-то начальственная дама, разместившись на железной лестнице, громко жаловалась, что ее не уважили почетным местом) стал лучшим подарком постановщику. Зал смотрел на сцену внимательно и слушал чутко, но разговаривать с залом в этом спектакле Юрий Петрович Любимов не захотел.

Слово в его «Горе от ума» сведено с пьедестала, фраза перестала быть главным действующим лицом. Текст сильно сокращен; непонятно, собственно говоря, за что Чацкого так все невзлюбили, -- ему режиссер не дал произнести и половины его жалящих фраз. Впрочем, не только речи главного героя подверглись сокращению, меньше разговаривать стали все -- и Фамусов, и Лиза, и даже Горичам не дали перемолвиться парой слов, так что вовсе не ясно, чем так плоха женитьба старинного друга Чацкого (Юрий Ардашев) на этой очаровательной даме (Мария Акименкова).

Спектакль в итоге идет всего полтора часа. Драма подвинута в своих правах; ее место заняли театр теней, опера и балет.

Белые кулисы сходятся углом к центру задника, сквозь них периодически видны силуэты персонажей, в выбеленном светом пространстве они кажутся серыми полупрозрачными тенями. Когда говорит Фамусов (Феликс Антипов), свет выставлен так, что он выглядит черным силуэтом, вырезанной фигуркой на светлом фоне. Те, кто любит Рустама Хамдамова, несомненно с удовольствием увидят его влияние на такие решения; в программке художник числится автором костюмов.

Все девушки (в том числе горничная) в белых бальных платьях и -- на пуантах. Периодически они на эти пуанты встают и делают несколько движений; балетного критика может хватить инфаркт при взгляде на то, как выворачивается у несчастных непривыкший к таким упражнениям голеностоп; они ежесекундно рискуют получить серьезную травму. Но главное -- результат не стоит таких страданий: жестокая балетная обувь не добавляет девушкам изящества, наоборот, подчеркивает все недостатки.

Мужчины не танцуют -- но они поют. Весь спектакль не прекращается музыка (и Грибоедов, и Стравинский, и Шопен, и Малер, и Мартынов) и актеры стараются мелодекламировать -- иногда совпадая с музыкой, иногда нет. Порой вальсы их просто заглушают, но не только монологи превращены в пропеваемые арии. Есть и специальные музыкальные вставки -- так, Скалозуб (Иван Рыжиков) без паузы переходит с грибоедовского текста к романсам на стихи Дениса Давыдова, а от них на «Москва! Звонят колокола!».

В спектакле есть несколько моментов, напоминающих о том, что «Горе от ума» все же не оперетта и не манерный театр теней, что чутье режиссера, острота его ума и чувство сегодняшнего дня никуда не делись. Лучший из них тот, когда в бальном зале Чацкий (Тимур Бадалбейли) вальсирует с арапкой-рабыней старухи Хлестовой -- и вот после этого расползается сплетня о его сумасшествии. Но такие моменты все же растворяются среди томных дев, все пытающихся встать на пальцы, и романсов. Свой монолог, обращенный к Лизе, где звучат слова «Привычка вместе быть день каждый неразлучно/ Связала детскою нас дружбой; но потом/ Он съехал, уж у нас ему казалось скучно, И редко посещал наш дом», Софья (Елизавета Левашова) выпевает в центре бальной залы, как образец домашнего музицирования. Создается впечатление, что Юрий Петрович Любимов захотел сделать спектакль о том, как обесценено слово в наше время нескончаемой попсы и торжественного глянца, о том, что любые разговоры бессмысленны и безнадежны, -- и, словно Чацкий, подставил себя под удар. Но, безусловно, он и на это имеет право.