Московская филармония представила любимую публикой оперу «Травиата». Не раритет, но с раритетным составом: европейские звезды актуальной величины (молодые, страшно востребованные, яркие, узнаваемые) за день обжили сцену концертного зала Чайковского. Вместо неповоротливых «полуконцертных» версий устроено было абсолютно спокойное концертное исполнение, которое благодаря все тем же звездам превратилось в живой, органичный и динамичный миниатюрный спектакль. В котором итальянская оперная традиция от «носителей» (дирижер, примадонна и баритон -- итальянцы) предстала в насквозь европейском современном обличье -- суховато-искусном, тонком и умном, как главная героиня.

Ею была замечательная Патриция Чьофи -- лирико-колоратурное сопрано, востребованное на лучших сценах мира и в самом разнообразном репертуаре. Ее Виолетта стала украшением спектакля в театре La Feniche, поставленного к 150-летию оперы. Ее итальянский репертуар неотразим, но им дело не ограничивается. Чьофи отлично поет и витиеватое изысканное барокко, и французскую музыку. Ее небольшой, но красивый голос, мягко окрашенный, с богатой нюансировкой, ее утонченное, умное мастерство позволяют ей быть универсалкой самого современного толка -- с превосходными барочными навыками и нежнейшим бельканто. Хотя не вполне традиционный его характер -- не льющийся потоком, но текущий, как холодный ручей, и как будто чуть-чуть искусственный -- часть публики в Москве разочаровал. Между тем именно с этой изящной искусственностью, точнее, с вокальным искусством, отличающим Чьофи от многих прочих обладательниц волшебных голосов, партия Виолетты и вся партитура становились нетривиально хороши. Кроме того Патриция Чьофи показала себя превосходной актрисой -- органичной, очаровательной, одинаково страстной в печали и в радости, одаренной большим вкусом и чувством стиля.

В компании с ней партнерам -- не только молодым европейским знаменитостям (румынскому тенору Мариусу Бренчиу в партии Альфреда и итальянскому баритону Амброджо Маэстри в роли Жермона-старшего), но и московским певцам в партиях второго плана (Михаил Давыдов, Василий Ефимов, Алина Шакирова, Алексей Якимов и др.) -- явно было хорошо и легко.

Дирижерская палочка Лучано Акочеллы (ее, упавшую, Чьофи в первой сцене подняла и отдала маэстро так лучезарно, что мизансцена показалась даже запланированной) старательно и ненатужно собрала тщательно выстроенный ансамбль. Мариус Бренчиу своим удивительным «ленским» голосом (по-особому свежим, еще нуждающимся в огранке) нежно «обнимал» изящный голос Виолетты. Амброджо Маэстри (знаменитый на весь мир Фальстаф, а здесь -- красиво-голосистый, хотя и недостаточно гибкий и «кантиленный» Жермон) подставлял обманчиво хрупкому вокалу Чьофи крепкие, практически осязаемые опоры своего насыщенного тембра.

Оркестр («Новая Россия»), кажется, страшно довольный живым жестом маэстро и красотой происходящего на авансцене, звучал старательно, корректно и чутко. От некоторых красок (как во вступлении) было не оторваться. Не все, что делал Акочелла, прозвучало одинаково убедительно -- стремясь, вероятно, не передавить, не утяжелить партитуру, он вел ее все время в одинаково среднем, подвижном темпе, а все же некоторые сцены (как сцена Жермона-старшего и Виолетты) нуждаются в большей пластичности. Но весь «спектакль» (именно так -- как выразительный вокальный театр -- звучало это концертное исполнение) совершенно выстроился, состоялся и прозвучал, представив в качестве особого лакомства не только интригующих звезд, но и как таковой ансамбль.