Очередное огромное финансовое «вливание» в Пентагон, без сомнения, вызовет нервную реакцию российских военных. По-человечески это можно понять, как-никак полвека были «вероятными противниками», но по сути она иррациональна. Генералы, конечно, правы, когда говорят о том, что реформы, параллельно проводящиеся сейчас в вооруженных силах России и США, имеют «несопоставимо различное финансовое обеспечение». Однако при этом упускается из виду, что и цели реформ, продекларированные Москвой и Вашингтоном, абсолютно разные.

Рассуждая о структурной перестройке американской армии, министр обороны США Дональд Рамсфелд сформулировал четыре задачи, безусловное выполнение которых она должна обеспечить по окончании нынешних реформ: надежно защищать территорию Соединенных Штатов; предотвращать региональные враждебные действия против американских интересов в любой точке мира; одержать «решительную победу» в одном крупном региональном конфликте; быть способной участвовать в маломасштабных конфликтах в других регионах.

Глава российского военного ведомства никогда столь четко не формулировал цели нашей военной реформы. По неоднократным уверениям российского руководства, проводится она для того, чтобы военная структура соответствовала задачам, изложенным в «Концепции национальной безопасности РФ», которую Владимир Путин утвердил в январе 2000 года. И как это ни парадоксально, как раз резкое сокращение российской армии, снижение уровня ее финансирования и оборонных закупок соответствует положениям «Концепции-2000»! Ведь перечисленные в ее главе III «Угрозы национальной безопасности» сконцентрированы прежде всего в сфере внутренней политики: «состояние отечественной экономики», «снижение инвестиционной активности», «отток за рубеж специалистов», «экономическая дезинтеграция»... Собственно военные угрозы упомянуты лишь ближе к концу длинного списка. Безусловным подтверждением этого подхода служит и следующая глава «Концепции» -- «Обеспечение национальной безопасности РФ», в которой лишь десятым (!) пунктом значится задача «подъема и поддержания на достаточно высоком уровне военного потенциала государства». И здесь приоритет отдан не усилению армии, а «подъему экономики страны», «обеспечению неукоснительного соблюдения законодательства», «совершенствованию системы государственной власти» и т.д.

Практика недавних заседаний российского Совбеза, посвященных военной реформе, подтверждает, что все жалобы генералитета на сокращение военных программ жестко парируются экономическими выкладками «команды Грефа». Кремль учел печальный опыт Советского Союза, в окончательном подрыве экономики которого далеко не последнюю роль сыграли неуемные аппетиты ВПК и армии.

Впрочем, при любом раскладе российским военным придется учитывать планы американских коллег. Соблазнительно, конечно, выстраивать взаимоотношения с США на основании формулировки из той же «Концепции-2000», которая предписывает «обеспечение равноправного и взаимовыгодного сотрудничества России прежде всего с ведущими государствами мира». Однако реальность подтверждает, что в международных отношениях в начавшемся веке сила будет играть не меньшую роль, чем в минувшем. Причем именно в той области, которая до сих пор обеспечивала нам приемлемый баланс сил с США, -- стратегических ядерных вооружениях, -- происходит что-то не вполне понятное. Хотя именно здесь вроде бы не требуется ни чрезмерных финансовых «вливаний», ни дополнительных законотворческих усилий -- все отрегулировано законом 1999 года «О финансировании государственного оборонного заказа для стратегических ядерных сил РФ». Тем не менее, сосредоточившись на структурной военной реформе «неядерной» части армии, Кремль заблокировал исполнение этого закона, коррективы в который предполагалось вносить лишь после 2005 года.