За последние два года питерский режиссер Андрей Могучий получил столько театральных наград, сколько другие не получают за всю жизнь, -- «Золотой Софит», «Золотая Маска», Fringe First на Эдинбургском фестивале, Гран-при фестиваля БИТЕФ. Все эти награды достались его спектаклю «Школа для дураков», временно прописанному, как и возглавляемый Могучим «Формальный театр», в помещении театра «Балтийский дом». Настоящее и будущее лауреата виделось в самых радужных тонах. Не тут-то было. Приютивший Могучего «Балтийский дом» в лице его чрезвычайно деятельного и, как казалось, прагматичного директора Сергея Шуба решил распрощаться с удачливым квартирантом. В одночасье питерский режиссер и его «Формальный театр» оказались без крыши. В самом прямом смысле этого слова. С Андреем МОГУЧИМ беседует Марина ДАВЫДОВА.

-- Насколько я понимаю, вы теперь юридическое лицо без определенного места жительства.

-- Что-то в этом роде. Наши декорации лежат в трех местах, и у меня возникает чувство десятилетней давности -- времен андеграунда. Честно говоря, я был уверен, что в моей жизни такого не повторится.

-- А как театр оказался в «Балтдоме»? Вы пришли с поклоном к дирекции или вас позвали? Какова юридическая сторона ваших отношений?

-- В том и дело, что «юридической стороны» практически не было. Был какой-то договор, название которого я сейчас точно и не воспроизведу... «О погашении коммунальных задолженностей», что ли. В общем, ерунда какая-то. Мы оказались в «Балтдоме» по взаимному влечению. Это огромное здание, сопоставимое по размерам с московским Театром Армии. Многие помещения в нем пустовали. Мы их общими усилиями расчистили и стали там жить. Это была середина 90-х. Но еще до того, как обосноваться в «Балтдоме», мы стали с ним сотрудничать. Отрывками из моего спектакля Оrlando Furioso открывался один из фестивалей «Балтдом». Потом мы совместно провели Фестиваль свободных искусств, на котором собрали весь питерский андеграунд. Были митьки, был Сережа Курехин, который показывал спектакль «Колобок». Были уже уехавшее «Дерево» и еще не уехавший «До-театр», Ахе и еще много чего. Лучшие силы бывшего театрального подполья.

-- Насколько я знаю, не один «Формальный театр» обосновался в «Балтдоме». Его закутков хватило для многих.

-- Там и сейчас остаются «Фарсы» Виктора Крамера и «Экспериментальная сцена» Анатолия Праудина.

-- И каково их будущее?

-- Не знаю. Это как всякая любовь. У нас она с дирекцией закончилась, а у них продолжается.

-- Но ты сейчас фигура знаковая. Тобою можно спекулировать. И мне казалось, что любой театральный менеджер, тем более такой неглупый, как Шуб, должен за тебя держаться. В чем суть конфликта?

-- Думаю, в том, что мы представители разных театральных систем.

-- Эстетических?

-- Нет, как раз организационных. «Балтдом» -- театр репертуарный, «Формальный» -- проектный. У нас разные представления о том, что такое театральный товар, кому он принадлежит и как его прокатывать. «Школа для дураков» часто ездит на гастроли и фестивали, и это, естественно, вступает в противоречие с плановым хозяйством. Шуб считает спектакль репертуарным и говорит: «Играй его здесь». А я считаю проектным. Ведь в нем помимо артистов «Балтдома» заняты артисты «Формального театра». В его прокате принимает участие менеджмент разных стран. Для такого спектакля нужны особые условия, и он приносит иные, чем обычно, дивиденды: не держит репертуар, но зато рекламирует «Балтдом» за рубежом.

Реальность вступает в непримиримое противоречие с той театральной моделью, которая сложилась десятилетия тому назад. И Шуб, как мне кажется, не хуже меня понимает необходимость реформ. Но как «Балтдом» -- противоречивое театральное образование, так и Шуб -- противоречивый человек. Часть его мозга устроена как у советского хозяйственника, а другая -- как у менеджера нового времени. Он раздираем внутренним конфликтом.

-- И при этом он -- один из немногих в Петербурге -- вообще способен что-то делать. И делает. Чего стоит один проводимый им фестиваль «Балтдом». Более того, пока в Москве шли активные разговоры о необходимости открытых площадок, на которых разные бездомные коллективы и режиссеры могли бы как-то экспериментировать, в Питере де-факто Шуб ее создал. Правда, теперь сам же и разрушает.

-- Главный вопрос в том, есть ли для этой фактически существующей открытой площадки какие-то юридические основы. Или все будет строиться на доброй воле сторон. Ведь человеческие отношения имеют обыкновение со временем портиться. Я уверен, что если бы была какая-то законодательная база, если бы идея открытых площадок была юридически прописана, нам бы удалось договориться. Любовь может закончиться неожиданно, но в договорах сроки прописаны жестко.

-- Как ты видишь свои перспективы?

-- Я в растерянности. Очень много времени потрачено на то, чтобы сделать почти немыслимое -- не повторить путь Адосинского и Полунина, то есть не эмигрировать и не стать гостеатром. Мне хотелось, имея независимый театр в России, иметь одновременно и возможность общения с мировым театральным процессом. То есть жить так, как живет множество европейских театров. Для меня было важно репетировать здесь, дышать гнилым воздухом родного города и ездить в Европу. Я до сих пор считаю, что эта идея себя не исчерпала. И что именно за этой театральной моделью будущее. Только доживем ли мы до него?

Подпись:

Есть целый мир, а дома -- нет