«Изгнание» -- второй фильм Андрея Звягинцева, триумфального дебютанта, получившего за свой первый фильм в Венеции в 2003 году сразу двух «Золотых львов» -- главного и дебютного. Мировая премьера его следующего фильма состоялась в этом году в Канне, «Изгнание» тоже получило награду: «Пальмовой ветви» за лучшую мужскую роль удостоился Константин Лавроненко. Но критика отнеслась к картине очень неоднозначно, что, впрочем, для Звягинцева не новость -- «Возвращение», с восторгом принятое фестивальной венецианской публикой, на родине режиссера понравилось далеко не всем. Однако для Звягинцева и его продюсера Дмитрия Лесневского отсутствие хвалебного хора, возможно, и досадно, но не принципиально, они декларируют позицию внутреннего спроса, снимая то кино, которое считают важным для себя и искусства. Затрагивая темы куда более, с их точки зрения, существенные, чем те, которыми занята культура сегодняшняя. К сожалению, жанр предпремьерных заметок и интервью не предполагает подробного разбора фильма -- и сам Звягинцев отказывается публично обсуждать смыслы картины, мотивируя свой отказ желанием дать зрителю возможность самому увидеть и прочесть все, что заложено в ней авторами, без предуведомлений и заведомо сформулированных оценок.

Зрителю предлагается история, развивающаяся вне времени и вне конкретного пространства. Однако каждый увидит в ней то, что сможет. Мне, например, показалось, что действие происходит в некой, приблизительно балканской стране, где общественная жизнь не имеет мейнстрима, где существование размыто прошлыми катаклизмами и уцелело на первый взгляд только частное пространство семьи. И вот конкретная семья, состоящая из отца, матери и двоих детей младшего школьного возраста, удаляется из города в сельский рай, где сохранился родовой дом, где ходят по горам библейские отары овец, где люди занимаются патриархальным трудом... Но очень скоро выясняется, что, несмотря на изумительные пейзажи, все эти долы и поля, закаты и рощи лишь внешне напоминают о безмятежности и покое, а на самом деле излучают тревогу и смуту. «Изгнание» -- это изгнание из райского сада, жизнь вне любви, вне главных ценностей, вне Божьей воли, и в этом мире не возможна идиллия. Напряжение, присутствующее в картине с первого кадра, лишь нарастает, постепенно полностью захватывая всех персонажей, заставляя подозревать вину за каждым. Семейная драма главных действующих лиц -- Алекса и Веры -- дублируется в судьбах других персонажей: и брат Алекса, Марк, как выясняется, уже пережил окончательное крушение, хотя поначалу и не осознает тяжести уже вынесенного ему приговора; и соседская пара, несмотря на внешнее благополучие, не чувствует себя счастливым семейством, пряча неудовлетворенность жизнью за бытовыми мелочами. Не смиряется только Вера -- на эту роль была приглашена шведская актриса Мария Бонневи, сыгравшая свою героиню обреченно-женственной и безгласной жертвой этого мужского мира людей с каменными сердцами, не доступными для настоящих живых и горячих чувств.

Режиссер сознательно отказывается от внешних мотивировок, от каких-либо объяснений в первой -- и лучшей -- части фильма, где интрига еще только раскручивается. Во второй, финальной части, где идет объяснение случившемуся, психологические подробности кажутся уже лишними. Разгадка разочаровывает -- сюжетные перипетии, открывающие все, что стояло за молчаливым напряжением борьбы двух жизненных стратегий, на мой взгляд, сводят трагическую завязку к недоразумению.

Однако все это, признаюсь, мои собственные догадки, почти не совпадающие с режиссерским замыслом, который Звягинцев в частной беседе все-таки формулирует, но до поры до времени стремится от публики скрыть.

Интересно в этом плане сравнить позиции двух режиссеров, чьи картины по воле случая столкнулись в российском прокате. Никита Михалков, фильм которого вышел самым широким экраном, не только в самом произведении открыто декларирует свою позицию, но, как будто не доверяя будущему впечатлению, всячески артикулирует не только замысел, но и тот вывод, который, по его мнению, публика должна сделать после просмотра. Андрей Звягинцев принципиально умалчивает о своих целях, более того, делает все, чтобы в процессе смотрения зритель не получил никаких подсказок, рассчитывая на индивидуальное восприятие каждого и втайне надеясь на совпадение своего художнического посыла с волей и потребностью тех из зрителей, которых в результате сможет счесть своими соавторами.