Человеку, не знакомому с сутью предмета, в названии щедринского «Очарованного странника» слышится что-то автобиографичное: Щедрин -- сам странник, в свои редкие визиты в Москву он привносит какое-то нездешнее очарование, и его музыка, такая русская по духу, тем не менее не могла бы быть написана здесь, в этом насквозь шумном и суетливом мегаполисе. Она пришла из совершенно другого времени и пространства, и если вспомнить, сколько русских писателей (поэтов, композиторов) создавали свои главные, ключевые вещи вне пространства России, то многое в творчестве Щедрина становится понятней и очевидней. «Очарованный странник» прочно вошел в эту антологию русских и в то же время нерусских опусов: опера была создана в 2002 году по заказу Нью-Йоркского филармонического оркестра, незамедлительно и с большим успехом сыграна там же, в Нью-Йорке, а в Россию не попала бы еще долго, если бы не Валерий Гергиев и его интерес к современным российским авторам. Этим летом «Странника» сыграли в Петербурге, и в Мариинском театре даже шутили на предмет того, что столь хорошая музыка -- удивительное дело! -- принадлежит здравствующему и прекрасно чувствующему себя автору. Резонанс, произведенный оперой, в Питере был огромный, и Гергиев незамедлительно вывез ее в Москву -- концерт, прошедший в минувшее воскресенье в Зале Чайковского, был началом филармонического фестиваля, приуроченного к 75-летию Родиона Щедрина.

Возобновленный с одной репетиции, как это часто бывает в Мариинке с ее спринтерскими темпами, «Странник» прочно связан в сознании с другим щедринским опусом, прозвучавшим в Москве год назад, -- хоровой оперой «Боярыня Морозова». И в том и в другом случае с первых тактов мы с головой окунаемся в историю -- эфемерный мир звуков, вмещающий несколько столетий от средневековой хоральной аскезы до гармонических изломов ХХ века, от жгучей ностальгии русского романтизма до гротеска прокофьевского толка. Щедрин не играется стилями, как эпигоны постмодерна, весь звуковой мир его предшественников ассимилирован в его музыке удивительно гармонично, и сквозь него прорастает собственно щедринский стиль, узнаваемый и рельефный. Чем «Странник» отличается от «Боярыни Морозовой» -- выпуклым, абсолютно оперным сюжетом, основанным на повести Николая Лескова, где воедино связаны любовь плотская и любовь духовная, страсть, ревность и неизбывная русская тоска. Однако и здесь чувствуется та специфика повествования, которая тяготеет не к однолинейно разворачивающемуся сюжету, но к жанру жития -- сюжетные линии разворачиваются неспешно, сменяют одна другую, протагонисты меняют свои образы на безликие партии Рассказчиков, один и тот же голос способен воплотить несколько разных персонажей. В истории жизни послушника Валаамского монастыря Ивана Северьяновича Флягина, в которой центральным переживанием была любовь к цыганке Груше, полюбившей не его, а легкомысленного Князя и затем умолившей Флягина убить ее, Щедрин избегает традиционных оперных ходов. Здесь нет как таковых ни развернутых каватин, ни сладостных любовных дуэтов, а есть невероятной красоты звуковой континуум, в который сплетаются вокальные и хоровые голоса, подзвученные тысячью разных оркестровых тембров от разрывающих душу пастушьих наигрышей гобоя до немногословных гуслей, нежных блок-флейт и, как всегда у Щедрина, блестящих ударных. Еще изумило в «Страннике» бесчисленное множество оттенков тишины -- истаивающей, убаюкивающей, гнетущей, ужасающей, задумчивой: Щедрин принадлежит к тем немногим авторам, которые умеют конструировать музыку не только из нот, но и из пауз.

Валерий Гергиев овладел этим искусством тишины с впечатляющим мастерством. Конечно, в эпизоде пытки главного героя на костре, в колоритной оркестровой интерлюдии с сиренами пароходов на Волге, вновь показала себя питерская медь и непобедимая ударная группа, но в целом мариинский оркестр продемонстрировал то, в чем ему иногда отказывали в прошлом, -- умение слушать, улавливать малейшие градации нюансов, искусство сочетать тембры. Выдающуюся работу проделал хор под управлением Андрея Петренко, в мгновение преображающийся из строго церковного хора послушников в разудалую ватагу цыган. В роли Груши проявился незаурядный талант молодой мариинской солистки Кристины Капустинской, чье экспрессивное меццо колдовало и ворожило в цыганских напевах; героем показал себя Александр Тимченко, за три дня выучивший сложнейшую теноровую партию вместо заболевшего Евгения Акимова. Сначала витавший в бесплотных верхах, он по роли начинал звучать более наполненно и плотно, прельщая теноровой статью. Чуть менее интересно (вероятно, из-за затянувшейся репетиции) выглядел главный герой в исполнении Сергея Алексашкина, которому не хватило вокальных красок и отчетливости в колоритных лесковских виршах. В целом же восемьдесят минут «Странника» лишний раз заставили подивиться мастерству щедринского почерка и ненавязчивости его стиля -- в опере столько отточий и повисающих в воздухе вопросов, что она оставляет долгое послевкусие и продолжает звучать в сознании уже после того, как отзвучали все аплодисменты и стихли официальные речи. Это, наверное, и есть отличительная черта настоящей, неумирающей музыки.