Сегодня уже считается аксиомой, что ход событий в XXI столетии будут в значительной степени определять судьбы Китая и Индии. Они возрождают былую мощь и богатство -- на сей раз в глобализованном мире, свободном от большинства экономических и культурных барьеров.

Прогнозировать будущее Индии не так-то просто. Приходится учитывать целый ряд факторов, включая неуправляемый прирост населения, вражду религиозных общин, сепаратизм, углубляющийся разрыв между классом образованных плутократов и неграмотным крестьянско-пролетарским сословием, бюрократизм, ядерное противоборство с Пакистаном, а также угрозы, связанные с изменением климата.

В случае с Китаем, напротив, легко быть оптимистом. Пожалуй, даже слишком легко.

Опасность американизации

С тех пор как без малого 30 лет назад Дэн Сяопин отказался от утопических догм Мао в пользу эклектичного, прагматического курса, страна живет в атмосфере стабильного правопорядка, осуществляются выдающиеся экономические и общественные преобразования. Китай вошел в число экономических сверхдержав и занялся наконец созданием юридических и институционных основ современного государства. Есть все основания ожидать законной передачи власти в будущем. В стране формируются меритократическая технократия и огромный средний класс собственников. Люди получают все большую свободу самостоятельно строить свою жизнь, путешествовать по миру, интересоваться нетрадиционными идеями и мнениями.

Народно-освободительная армия Китая (НОАК), некогда печально знаменитая своей технической отсталостью, наращивает современный потенциал для защиты независимости КНР, ее территориальной целостности и национальных интересов. Китай превращается в серьезную силу в море и в космосе. Глаза всей планеты устремлены на Пекин.

Если раньше мир боялся, что ошибки китайского руководства погубят страну, то теперь опасается, как бы сильный Китай не начал диктовать ему свою волю. Но достижения последних тридцати лет не гарантируют безоблачного будущего, а проблемы в Поднебесной весьма болезненно отразятся на всех нас. Впрочем, если КНР продолжит победное шествие, для нас возможен не менее печальный исход.

Прежде всего мир не может допустить возникновения еще одной цивилизации, подобной нашей собственной -- потребительской и живущей в кредит. Если многомиллиардный Китай вздумает подражать Америке, его улицы заполонят 1,1 млрд машин, а импорт топлива превысит потребности всего остального мира. Выброс парниковых газов в десять раз зашкалит за нынешний уровень, ежедневный объем отходов составит 3,3 млрд тонн. А что если Пекин переймет и наш метод обеспечения безопасности посредством военного превосходства и превентивных вторжений? В этом и во многих других отношениях перспектива соседства с «американизировавшимся» (в смысле своего потребительского и внешнеполитического поведения) Китаем вызывает немалую тревогу.

Многих в Америке возмущает упорное нежелание КНР жить по нашим правилам, но, возможно, самое худшее, что мы можем сделать, -- это добиться своего. Вместе с зарубежными партнерами и прогрессивной общественностью Китая мы должны уберечь его от повторения горьких ошибок, которые сами сегодня пытаемся исправить. Мысль о том, что, почувствовав свою силу, КНР может вслед за Соединенными Штатами попытаться встать над законом и традициями мирового сообщества, должна напоминать нам о необходимости соблюдения международных норм всеми странами, в том числе и нашей собственной.

Препятствия для роста

Безусловно, по-настоящему сильного Китая может и не быть. Несмотря на громкие успехи последнего десятилетия, его правительственный доход все еще слишком мал, а государственный аппарат слишком слаб и неорганизован, чтобы обеспечить потребности современного государства. За последние десять лет правительственные расходы на всех уровнях увеличились почти в шесть раз, и все же их общая сумма составит в этом году всего 20,8% ВВП. (Для сравнения: в США этот показатель приближается к 36,4%, а в Великобритании составляет 44%.) К тому же КНР некуда отступать: она и так уже ходит по краю в целом ряде отраслей. Обладая лишь четырнадцатой частью всей пахотной земли, она кормит одну пятую населения планеты. (Недаром в китайской кухне так ценятся ингредиенты, признанные несъедобными во всем остальном мире.)

Огромный политически опасный дисбаланс наблюдается в экономической сфере. В то время как одни регионы живут на уровне зажиточных европейских стран, другие остаются в числе беднейших в мире. Сотни миллионов людей бегут в города, где им предстоит жить в крайней нищете, порождающей преступность и социальное недовольство. Более чем в ста городах численность населения уже перевалила за миллион, и в каждом из них разрастаются трущобы, переполненные «беженцами» из деревни.

Китай имеет не только самое большое в мире население. На него приходится также больше половины мирового поголовья свиней и добрая четверть поголовья домашней птицы. В условиях крайне скученного проживания китайцы, а в конечном итоге и все остальные, подвергаются постоянному риску новых, зачастую смертельных заболеваний. Хаотичное развитие экономики тяжелым бременем ложится на окружающую среду. Возможно, в ряде сфер КНР уже достигла той степени экологической деградации, когда урон попросту невосполним. Почти 90% водных источников загрязнены, да и те пересыхают из-за обезлесения, неумеренного использования и климатически обусловленного сокращения объемов снега, выпадающего на Тибетском нагорье. Сегодня экологические проблемы являются причиной большинства народных волнений в Китае.

Население быстро стареет, государство же не имеет стабильного ресурса для обеспечения пенсионного и медицинского страхования, а также других элементов системы социальной защиты старшего поколения. Каждому ребенку из однодетной семьи (а таких по-прежнему большинство) со временем придется стать финансовой опорой для двоих родителей, а возможно, и четырех бабушек и дедушек на всем протяжении их жизни. В итоге -- высочайший в мире уровень индивидуальных накоплений, подавление внутреннего экономического спроса, нездоровая зависимость от экспорта и, как следствие, уязвимость перед экономическими промахами крупных держав, таких как Соединенные Штаты.

Тот факт, что правительство, обязанное решать эти и другие проблемы, 60 лет назад победило в гражданской войне, больше не способствует укреплению его легитимности. К тому же Пекин не может похвастаться введением демократических выборов. Мандат Компартии теперь напрямую зависит от ее действий: сможет ли она соответствовать растущим ожиданиям людей и сократить растущий разрыв между городом и деревней? Неудача на одном из этих направлений может обернуться потерей власти. Но при нынешнем политическом строе альтернатива коммунизму -- анархия, а китайцам давно и хорошо известно, что это такое.

Опасна ли военная мощь Китая?

Еще одна проблема -- обеспечение национальной безопасности. Китайцы не забыли гнет западного и японского империализма в XIX и XX веках. На памяти нынешнего поколения от рук японских захватчиков, пришедших с моря, погибло более 30 млн человек. Китай имеет сухопутные границы с 14 странами. С момента основания КНР в 1949 году ее армия сталкивалась с международными силами под руководством США в Корее, с индийской армией в Гималаях и советской на Дальнем Востоке, с американскими и вьетнамскими войсками в Индокитае. Неоконченная гражданская война разделила страну на две части, и превосходящие внешние силы оставляют за собой право вмешательства.

Все это означает, что правители Поднебесной имеют длинный список дел и не склонны ссориться с соседями. Неудивительно, что внешняя политика Китая строится на поддержании мира: Пекин занят внутренним обустройством и не горит желанием вмешиваться в глобальные пертурбации.

На родине великого стратега Суньцзы хорошо помнят его слова о том, что лучшая война -- это та, которой не было. Пекин был готов к ограниченному применению силы в конфликте с Индией в 1962-м и во Вьетнаме в 1979-м, однако всеми силами стремился к переговорному решению территориальных и иных диспутов. За последние десять лет эта тактика обеспечила мирное возвращение Гонконга и Макао, демаркацию сухопутных границ с Россией, Вьетнамом и новыми государствами Центральной Азии, а также значительный прогресс в разрешении единственного оставшегося территориального спора с Индией. Тот же подход Китай без лишнего шума использует и в установлении морских границ со странами Юго-Восточной Азии, с Кореей и Японией.

Недавнее резкое увеличение оборонного бюджета не противоречит мирной политике безопасности. Безусловно, расходы на вооружение отражают степень готовности к применению силы в сфере безопасности и внешней политики. После стольких лет скудного финансирования нынешние вложения поистине поражают. Значительная часть денег пошла на давно уже необходимое повышение зарплат, но одновременно, как и было задумано, началась ускоренная модернизация устарелой военной машины.

Но прежде чем делать выводы, нужно учесть, что в других отраслях политической экономики Китая модернизация проходит еще стремительнее -- взять, к примеру, радикальное увеличение финансирования невоенных программ и проектов. Военному министерству еще предстоит побороться за достойное место в бюджетном списке.

Конечно, как мы нередко слышим, официальный оборонный бюджет КНР не включает в себя всех военных и околовоенных расходов. Это может насторожить, если не учитывать, что Китай здесь не одинок. К примеру, официальный оборонный бюджет США составляет 499,4 млрд долл., и журналисты обычно приводят эту цифру, сообщая, что наши военные затраты составляют 3,6% от ВВП. Однако околооборонные расходы в других отраслях федерального бюджета дают в сумме не меньше 435,5 млрд долл. Итого в нынешнем финансовом году на оборонные и околооборонные нужды будет потрачено не менее 935 млрд долл. А если прибавить к этому до сих пор засекреченные расходы на разведку? Да и без того 935 млрд долл. составляют уже не 3,6, а 6,8% ВВП.

Затрат, оставшихся за пределами официального оборонного бюджета, у Китая, пожалуй, даже несколько меньше, чем у США, хотя никто, включая НОАК, не смог пока представить надежные данные по этому вопросу. Ради эксперимента предположим, что процент внебюджетных затрат в КНР равняется американскому показателю. В таком случае Пекин тратит на оборону в общей сложности до 84 млрд долл. -- это на 39 млрд больше, чем официальные 45 млрд. Иными словами, вместо 1,7% от ВВП, заявленных в оборонном бюджете, мы получаем примерно 3%.

Это не лучший метод политической экстраполяции, однако он позволяет сделать два вывода. Во-первых, составляя бюджет, Пекин по-прежнему уделяет военной сфере меньше внимания, нежели хозяйственной. Во-вторых, увеличение оборонного бюджета Китая дает меньше причин для беспокойства, чем склонны полагать паникеры и сторонники железной обороны.

Оперативно укрепляя НОАК, КНР все же не спешит отводить большие суммы на оборону. Если сравнить наши оборонные бюджеты в процентном отношении к ВВП, китайский окажется в два с лишним раза меньше. К тому же и американский ВВП гораздо больше, следовательно, в абсолютном отношении (по номинальному валютному курсу) мы тратим на оборону в десять раз больше, чем Китай. Какая уж тут гонка вооружений! Мы бегуны разного уровня.

Но военная казна не равняется военному потенциалу, а именно он имеет решающее стратегическое и тактическое значение. В этом смысле, учитывая размеры КНР и скорость ее военной модернизации, безусловно, следует быть начеку. Как Соединенным Штатам, так и всем соседям Китая необходимо выяснить, в чем заключается цель инвестиций помимо повышения боеготовности офицерского и рядового состава. Не связан ли характер вложений с возможным изменением роли и задач НОАК на ближайшие десять лет?

На данный момент направление модернизации китайских вооруженных сил полностью соответствует их традиционной роли. Все эти годы Китай систематически наращивает боевой потенциал, дабы предотвратить отделение Тайваня или возвращение на остров американских или японских войск. Он должен быть в состоянии нанести убедительный удар по Тайваню или любой внешней силе, решившей защитить остров в его борьбе за независимость. Пока никто не смог доказать, что Китай разрабатывает систему вооружений или доктрину, напрямую не связанную с тайваньской проблемой или проблемой защиты других наземных и морских границ.

Итак, военная модернизация Китая впечатляет, но ей далеко до всеобщей мобилизации перед началом войны. Пекин не признает логику гарантированного взаимоуничтожения, он совершенствует свой ядерный арсенал, но намеренно удерживает его в скромных пределах. Китай не стремится обладать средствами стратегической перевозки, бомбардировочной авиацией, авианосными ударными группами и амфибийными силами. Его не привлекают средства управления, контроля, связи, разведки и наблюдения, обеспечившие Америке непревзойденную способность осуществлять военные операции в удаленных точках.

Некоторые в Соединенных Штатах, конечно, предпочли бы, чтобы Китай и дальше производил авианосцы, ядерные подлодки и прочие атрибуты глобального запугивания. Без этого все труднее оправдывать поддержание огромной силовой структуры и оборонно-промышленной базы, созданной на случай войны с СССР. Профессиональные политики и сторонники сильной руки весьма избирательно слушают объяснения Пекина, подменяя их собственными рассуждениями на тему «что должен сделать Китай, чтобы отнять у нас статус мирового гегемона». Но к чему выдумывать сложные объяснения действий, предполагаемые результаты которых полностью совпадают с узкими задачами, заявленными самими китайцами? Здесь работает бритва Оккама: при прочих равных простейшее объяснение почти всегда самое верное.

То, что Пекин не стремится повторить самоубийственную попытку СССР достичь силового паритета с Америкой, не означает, конечно, что стремительная модернизация его военной сферы не заслуживает должного внимания. Она влияет не только на ситуацию в Тайваньском проливе, но и на баланс сил в отношениях КНР с соседями, такими как Япония, Россия, Индия, Индонезия и Австралия. За исключением Токио, который кажется растерянным и не знает, какую стратегию безопасности избрать на ближайшее столетие, остальные довольно легко приспосабливаются к переменам. Но для США это нешуточный вызов, вполне оправдывающий пристальное внимание к Пекину. В конце концов Китай -- гигант на международной арене. В тихоокеанском регионе, а возможно, и во всем мире лишь одна страна может сравниться с будущей КНР, обновленной с экономической, культурной, а если Пекин того пожелает, и с военной точки зрения. Эта страна -- Соединенные Штаты.

Тайваньская проблема

Последние 60 лет Америка удерживала Пекин от аннексии Тайваня в основном благодаря своему могуществу. Китай, в первую очередь стремящийся к национальной целостности, оказывал достаточное давление на Тайбэй, чтобы заставить его серьезно задуматься о возможности компромисса и отказаться от попыток отделения. Военная модернизация КНР во многом направлена на достижение той степени превосходства, при которой Тайвань воздержится от опасных шагов. В ответ на усиление Пекина Вашингтон стал более открыто помогать Тайбэю, чем заставил Китай искать способы противостояния возможной интервенции США. Выходит, что ни Пекин, ни Вашингтон не хотят конфликта, но оба усиленно строят планы на случай войны.

Тайваньский вопрос -- это китайский национализм и правительство, требующее признания его легитимности, с одной стороны, и тайваньская политика идентичности и национальная гордость американцев -- с другой. На сегодняшний день это единственная возможная причина американо-китайского вооруженного конфликта. Пекин и Вашингтон стремятся удержать Тайбэй от скоропалительных шагов, ведущих к насилию, но ни тот ни другой не имеют решающего влияния.

Война из-за принадлежности острова будет далеко не шуточным делом: она способна перерасти в обмен ядерными ударами или затяжной конфликт глобального масштаба. Какой бы статус ни получил в итоге Тайвань, его демократии и процветанию придет конец. К счастью, долгосрочные тенденции в Тайваньском проливе дают надежду на мирное разрешение проблемы. Опасность войны уменьшается, однако наши европейские друзья должны понимать, насколько серьезным является тайваньский вопрос для Америки и Китая. Союзники США и сторонники КНР должны проявлять осторожность во всем, что может повлиять на ситуацию вокруг Тайваня.

Четыре угрозы

Помимо катастрофических последствий ошибок в тайваньском вопросе существует ряд негативных сценариев, лишь отчасти связанных с вышеперечисленными проблемами. Не думаю, что они воплотятся в жизнь, однако их все же следует рассмотреть. В числе возможных камней преткновения на пути Китая стоит выделить четыре.

Во-первых, глобальная депрессия или неудачная попытка реформирования валютного и фондового рынка КНР.

Из-за заниженного курса юаня экономический рост как основа политической стабильности страны слишком зависит от экспорта. Но пока Пекин наращивает запредельный валютный резерв, мир играет в американскую рулетку с раздутым долларом и долларовыми долговыми инструментами. В этой игре победитель получает мешок обесцененных «зеленых». О внезапном крушении доллара не принято говорить в приличной компании, но не думать о нем нельзя. Для глобальной экономики оно станет серьезным ударом, для Китая с его политикой реформ -- катастрофой.

Получается, что крах КНР может быть вызван не только ее собственными просчетами. Пекин, Вашингтон и остальные еще должны прийти к взаимному регулированию валютных курсов и реформе валютных систем в целях поддержания экономического благополучия. Но можно ли надеяться на успех, когда в сенате США идет вопиюще неграмотная дискуссия по поводу китайской денежной реформы, а Китай по-прежнему остается за рамками ряда глобальных организаций, занимающихся этими вопросами?

Сходная проблема возникает из-за рискованных игр мелких китайских инвесторов и шаткости молодых фондовых рынков КНР. Незрелость фондовых рынков и финансовой системы в целом порождает нездоровые направления в экономике, препятствует развитию общества будущего, угрожает стабильности. Крах рынка в стиле XXI века с последующей массовой безработицей и беспорядками -- перспектива для Китая вполне реальная. Остановка в экономическом развитии независимо от ее причин может серьезно подорвать общественную поддержку реформ и раскрытия экономики. А это, в свою очередь, нанесет удар по глобальной экономике и благосостоянию множества людей, даже не знающих, где находится КНР и какое отношение она имеет к их жизни.

Во-вторых, нехватка горючего и прочих ресурсов может стать препятствием для продолжения экономического роста.

Мир с трудом приспосабливается к запросам Китая, в одночасье превратившегося в крупнейшего потребителя многих ресурсов. Сегодня он занимает первое место по импорту железа, стали, алюминия, меди и второе -- по общему потреблению энергии. Оборотная сторона заключается в том, что Пекину не так-то просто обеспечивать бесперебойное снабжение стремительно растущей экономики. Устойчивое повышение курса юаня смягчит тяжесть новых затрат, но нарушение поставок из-за естественной или искусственной катастрофы либо жестких ограничений импорта может поставить экономику на колени, причем политические последствия будут практически идентичны последствиям глобального экономического коллапса или биржевого краха.

К тому же как новичок в сфере инвестиций в топливную и добывающую промышленность КНР вынуждена работать в регионах, свободных от присутствия крупных западных компаний. В результате она крепит связи со странами, которые Запад пытается изолировать посредством санкций и блокад. В результате давление Запада уменьшается, а растущее влияние Китая вызывает дополнительные трения.

В-третьих, проблемы могут быть вызваны провалом демократического процесса.

Китайцы видели, как попытки мгновенной демократизации в странах без традиций правопорядка или значительного среднего класса оборачивались дестабилизацией общества, сепаратизмом, религиозными конфликтами, гражданской войной, клептократией и диктатурой. Через это уже прошли бывшая Югославия, Ирак, Россия, государства Центральной Азии и Кавказа. Пекин осознает необходимость политических перемен, которых требует средний класс, но вряд ли бросится в реформы очертя голову. И все же следует отметить, что ошибки в ходе политической трансформации могут навредить уникальному политическому, экономическому и культурному многообразию большого Китая и его рациональной внешнеполитической линии. Так, общество, не готовое к демократии, вполне может спросить:

-- почему Гонконг и Макао не платят Пекину налоги, как остальные китайские города?

-- почему национальные меньшинства не соблюдают «правило одного ребенка», необходимое для ограничения прироста населения?

-- почему при восстановлении морских границ КНР должна идти на компромисс с более слабыми соседями?

-- почему бы Китаю не использовать растущее военное присутствие в Тайваньском проливе, чтобы решить проблему раз и навсегда?

-- почему внешняя политика Пекина не отражает в достаточной мере отношение китайцев к иностранным правительствам, когда те наносят удары по китайским посольствам и осуществляют агрессивный авиационный шпионаж над его берегами, когда они продают оружие Тайбэю и беззастенчиво отрицают факты общей истории?

Демократизация хорошая вещь, но нигде не сказано, что она развивает флегматизм. Мы уже не раз наблюдали ее дестабилизирующие последствия.

Наконец, существует сходная опасность националистического взрыва в ответ на явные оскорбления со стороны Америки или Японии.

Мы, американцы, и в том числе наши лидеры, сами того не замечая, изо дня в день оскорбляем наших китайских коллег. Мы оспариваем легитимность их правительства, презираем их строй и их самих -- «злобных коммунистов». Мы не допускаем их в международные организации из-за отсутствия у них демократии, подозреваем во всех грехах, клеймим как врагов, по меньшей мере потенциальных, и на этом основании прячем от них свои технологии и т.д. и т.п. Для КНР общение с нами -- это постоянное испытание на выдержку во избежание ссор и бесцельного антагонизма со скандальным и агрессивным соперником. Что касается наших уважаемых японских союзников, то они порой бывают даже более бестактны и немилосердны, чем мы.

Походя раздавая щелчки, можно произвести впечатление на электорат, однако каждый такой щелчок настраивает против нас китайцев -- людей прагматичных, но гордых. Несмотря на старания лидеров с обеих сторон, любой инцидент способен прорвать плотину, и тогда на нас обрушится поток гневных обвинений, который начисто смоет благие намерения Пекина. Все, что нужно, чтобы превратить Китай во врага, это обращаться с ним как с врагом. В каком-то смысле США и Япония уже опасно близки к этой черте.

Не поддаваться пессимизму

И все же я с оптимизмом смотрю в будущее КНР и китайско-американских отношений. Не думаю, что сбудутся перечисленные негативные сценарии. Китай богат людскими и природными ресурсами. Китайцы не заражены ни ксенофобией, ни враждебностью к нынешнему мировому порядку. Пекин сумел создать вполне благоприятную внутриполитическую обстановку и с возможной оперативностью работает над ее дальнейшим улучшением. Китайцы прирожденные предприниматели, не боятся перемен и учатся на своих ошибках. Их лидеры успешно руководят трансформацией небывалых доселе масштабов и сложности. Китайское правительство, пожалуй, первое в мире по экономической грамотности. В политической же сфере Пекин продемонстрировал исключительное самообладание, хладнокровие и умение воздерживаться от несвоевременных начинаний. Есть все основания полагать, что так будет и впредь.

Посему, как ни заманчиво было бы спрогнозировать наихудший исход для КНР, я не могу этого сделать. Ожидая краха, мы забываем о том, насколько важно предотвратить его, поспособствовав дальнейшим успехам Китая. И если пагубно ожидать худшего, то еще пагубнее -- вести себя так, будто худшее неизбежно. Пессимизм слишком быстро перерастает в паранойю, которая рано или поздно становится реальностью.

Пока неясно, как Пекин распорядится своими ресурсами и влиянием. В наших общих интересах помочь ему направить растущую мощь и богатство на общее благо. Но мы не сможем этого сделать, если поддадимся подозрительности и злобе или примемся смаковать гипотетический провал КНР. Дальнейшие успехи Китая пойдут на пользу всему миру. Его неудачи отразятся на всех нас.

---

Полностью статья будет опубликована в следующем номере журнала «Россия в глобальной политике»