«В классе много нерусских?» -- интересуются друг у друга родители московских школьников. Вопрос этот лишь отчасти имеет отношение к ксенофобии. Взрослые волнуются, что их ребенок не сможет нормально и с удовольствием учиться, если половина класса плохо говорит по-русски. Или вообще не говорит.

По экспертным оценкам, численность мигрантов, находящихся на территории Москвы, составляет от 1 до 3 млн человек. Официально на регистрационный учет с 15 января по 31 августа 2007 года, по данным департамента образования Москвы, было поставлено 1 080 185 человек. Численность нерусского населения столицы превысила 15-процентный рубеж.

Сколько детей мигрантов учится в московских школах -- непонятно, как ни дико это звучит. Единой статистики по детям нет. При приеме в школу официально не требуется регистрация ребенка в Москве, регистрация должна быть у одного из родителей. Поскольку детей у мигрантов, как правило, больше одного, то можно лишь приблизительно сказать: в московских школах учится более 100 тыс. таких детей. Представить себе динамику можно, если посмотреть данные департамента образования по 2004--2005 учебному году. В том году число учеников -- детей мигрантов из Армении выросло на 7%, из Вьетнама -- на 382,5%, из Казахстана -- на 119%, из Киргизии -- на 478% , из Молдавии -- на 70,5%. Туркменских детей стало больше на 93%, узбекских -- на 185%.

С 1 сентября 2006 года в Москве работают школы русского языка, в которых в течение учебного года дети учатся понимать, говорить и читать по-русски. Школы эти являются структурными подразделениями внутри обычных московских школ, основным предметом в них является русский язык, преподаваемый по методике «Русский как иностранный». Школы русского языка не заменяют обучение в средней школе, а подготавливают к нему. В конце учебного года ребенок сдает тест по русскому языку.

Каждая школа русского языка рассчитана приблизительно на 60 человек. Таких школ в Москве десять, в среднем по одной на округ. В Юго-Восточном округе две такие школы, а в Юго-Западном -- ни одной.

Я встретилась с Ольгой Каленковой, заведующей лабораторией методики преподавания русского языка как иностранного в школе кафедры международного образования Московского института открытого образования, и Татьяной Феоктистовой, методистом школ русского языка, доцентом, заведующей кафедрой русского языка Московского высшего военного командного училища.

-- Почему так мало этих школ в Москве?

Ольга Каленкова. Даже они не наполняются. В школе Центрального округа на сегодня восемь детей. Когда мы разрабатывали идею школ русского языка, то думали, что в такой школе не может учиться больше 60 детей: это же не отдельное учебное заведение, а структурное подразделение обычной московской школы. Но никаких шестидесяти не набирается даже в округах, где традиционно проживает много мигрантов из стран СНГ: Юго-Восточном, Южном, Восточном. В прошлом году в наших школах в этих округах училось человек 30--40, и это еще хорошо...

Татьяна Феоктистова. Мы ходили и собирали со всей округи детей, вешали объявления, даже на рынки заходили, объясняли: мол, есть такие школы, научим ваших детей русскому языку, им потом проще будет жить в Москве. Но в принципе об этих школах как не знали, так до сих пор и не знают, рекламы нет никакой.

О.К. К тому же многие родители считают, что, если их ребенок может по-русски еле-еле связать два слова, пусть идет в обычную школу. При этом сами родители говорят на очень плохом русском языке...

Т.Ф. Если вообще говорят. Бывает, что дети говорят по-русски лучше родителей, и тогда очень трудно объяснить, почему нужно отдать ребенка в школу русского языка на целый год.

-- А бывает, что дети вообще не говорят по-русски?

Т.Ф. Конечно. У нас учился мальчик, которого «попросили» из первого класса обычной московской школы: он совершенно ничего не понимал. Отучился у нас год -- и пошел в нормальную школу, правда, снова в первый класс, но так захотели его родители.

-- А что, года достаточно, чтобы ребенок, который не говорит по-русски, не просто заговорил, но и смог пойти в школу, например класс в шестой-седьмой?

Т.Ф. Методике преподавания «Русского как иностранного» уже несколько десятков лет, так что, конечно, года хватает. Другое дело, что наши дети приходят не 1 сентября, как москвичи, а в течение всего учебного года. В прошлом году к нам в школу на Бауманской (школа Центрального округа. -- М.Д.) в январе пришел мальчик-албанец, и ему не хватило третьей и четвертой четверти, чтобы взять весь объем материала. Так что он остался у нас «на второй год», но с письменного согласия родителей, конечно.

Я сегодня пришла в школу на Бауманской и увидела мальчиков из Индии, которые учились у нас в прошлом году, а сейчас учатся в седьмом классе обычной школы. Спрашиваю: «Ну как?» -- «Трудно!» -- «Но ведь возможно!» -- «Да».

-- А если ребенку лет 12 и он не просто по-русски не понимает, но и таблицу умножения ни разу в глаза не видел?

Т.Ф. В наших школах русского языка с детьми факультативно занимаются и другими предметами: и математикой, и информатикой... У них и труд есть, и физкультура. В конце учебного года ребенок сдает тесты по основным предметам, которые будут у него в будущем классе. В зависимости от результатов этих тестов дети поступают в московские школы. Мы стараемся подобрать каждому класс, подходящий и по возрасту, и по уровню знаний. Пока детей немного, и это возможно.

-- Но я все же не понимаю, почему детей так немного? Московские школы переполнены детьми мигрантов, а в школах русского языка -- 30 человек на округ? Это же капля в море...

О.К. Я полагаю, дело в следующем: появление школ русского языка практически совпало по времени с введением подушного финансирования школ: теперь деньги идут не на школу вообще, а на каждого конкретного ребенка. Если бы этого не было, то школы расставались бы с такими детьми легко и просто, и даже не нужно было бы особенно рекламировать школы русского языка: директора школ сами бы направляли туда детей, не говорящих или плохо говорящих по-русски. Потому что все понимают: присутствие таких детей в классе -- это общее снижение успеваемости, сумбур и большие сложности для педагогов. Я уже не говорю о различных фобиях, которые возникают у москвичей, чьи дети учатся вместе с детьми мигрантов. Но деньги в наше время решают все, каждый ребенок несет в школу «свой мешочек денег». А если еще учесть и демографические ямы -- у нас же пока везде недобор. Так что за каждым ребеночком тянется шлейф всяких удобств для школы, независимо от того, Фархадик это или Ванечка. И заставить директора отдать такого ребеночка практически невозможно.

Т.Ф. Мы не говорим о директорах элитных школ или тем более гимназий. Мы говорим о самых обычных, средних московских школах. В элитных школах, как правило, учатся дети состоятельных родителей, которые могут возместить все возможные потери.

О.К. А в обычных школах, вы извините, и без всяких Фархадиков уровень культуры детей оставляет желать лучшего и уровень успеваемости тоже. Так что этот Фархадик или эта Мариам погоды не сделают...

Учителя нам жалуются, что в школах засилье таких детей, что невозможно работать. Я прихожу в округ на совещание и спрашиваю директоров школ: «Где ваши дети? Почему у нас только восемь человек?» -- «А у нас все в порядке, таких детей нет, мы справляемся!» Я возражаю: мол, ваши же учителя жалуются. А мне в ответ: «Какие учителя? Из каких школ? Как фамилии?» Естественно, я не называю.

Для меня это загадка. Вот районы скопления мигрантов, вот наши школы. И мы не можем набрать детей! Всех распихали по обычным школам! И у них все в порядке! Конечно, я могла бы прийти в эти школы с тестированием по русскому языку, чтобы на деле посмотреть, как у них «все в порядке». Но гарантирую -- в этот день «моих» детей в школе не будет.

Т.Ф. У этих детей, как правило, очень низкий уровень культуры, почти полное отсутствие знаний. Сегодня к нам пришел мальчик 14 лет, вьетнамец, мы его спрашиваем: «Ты знаешь, в какой стране ты живешь?» Он не знает. У семилетнего интересуешься: «Какие русские праздники ты знаешь?» -- «Когда женятся». Для него самое красивое место в Москве -- «Макдоналдс»... Наши школы русского языка для таких детей еще и культурные центры, мы приучаем детей к школьной жизни. Ведь многие из них даже не знают, как нужно вести себя на уроке, не отличают урока от перемены. Например, не знают, что нужно поднять руку и попроситься выйти в туалет, не могут сказать по-русски -- поэтому просто встают и выходят. Или надоело сидеть -- тоже встал и пошел.

У нас их приучают к коллективной деятельности, к коллективному труду, они принимают участие во всех школьных соревнованиях, ездят на экскурсии.

О.К. А в обычных школах этих детей берут, сажают на заднюю парту -- и дети там прокисают, ничего не понимая. Потом им выводят тройки -- и они выходят из школы с аттестатами. Вот что страшно, вот чего нужно бояться, а не наших школ русского языка! А те, кого мы возьмем и выучим, будут говорить по-русски, нормально войдут в московскую жизнь, нормально адаптируются.

-- А если плохо говорящих по-русски детей в классе много, гораздо больше, чем задних парт? Что делать учителю?

О.К. Если нет возможности уговорить родителей отдать детей в школы русского языка, то можно, например, пойти изучать методику преподавания «русского как иностранного» на курсах повышения квалификации. В Московском институте открытого образования, на кафедре международного образования есть такие курсы: они могут быть и краткосрочными, можно получить и второе высшее образование. К нам приходят и учителя начальной школы, и словесники, и преподаватели иностранных языков, и логопеды. Сегодня в Москве такая методика нужна учителям как воздух. Изданы учебно-методические комплекты: книжка для ученика, книжка для учителя, причем написаны они для людей неискушенных. Проблема, когда у одного ребенка в классе только падежи «гуляют», а другой и двух слов по-русски связать не может. Получается, с каждым нужно заниматься индивидуально, но финансировать подобные занятия никто не будет. А в школах русского языка есть возможность объединять детей в группы примерно равного уровня.

Большие планы,большие деньги

В 2005 году московским правительством была принята городская целевая программа «Москва многонациональная: формирование гражданской солидарности, культуры мира и согласия», программа действий, рассчитанная до 2007 года. Одной из причин, по которым город озаботился данной проблемой, являются данные социологов: в 2005 году, на момент принятия программы, в Москве «степень распространенности негативных этноконтактных установок достигла 47%». То есть примерно половина москвичей, мягко говоря, не любит мигрантов.

На борьбу с негативом выделяется 256 млн 207 тыс. руб. (в ценах 2005 года), в том числе из городского бюджета -- 192 млн 092 тыс. руб. Московская власть предполагает, что на эти деньги за три года ей удастся -- цитирую -- «снизить степень распространенности негативных этноконтактных установок в московском сообществе до 35%». Среди других целей программы, разумеется, «формирование духовно-нравственной атмосферы уважения прав человека, непримиримости к проявлениям расизма, ксенофобии и экстремизма на этнической и религиозной почве», «утверждение в общественном сознании жителей Москвы ценностей гуманизма, отвечающих традициям солидарности и межнационального согласия».

Список мероприятий, с помощью которых должны утвердиться в нашем сознании ценности гуманизма, огромен и доступен широким массам, висит на сайте правительства Москвы. Деньги осваиваются глубоко и с выдумкой. Здесь вам и «исследование правовых аспектов межэтнических отношений», и «подготовка инструкций по вопросам работы среди мигрантов», и проведение «круглых столов» (990 тыс. руб. за три года), и «разработка механизма формирования гражданской солидарности, культуры мира и согласия в столичном мегаполисе» (на этот пункт выделено всего 500 тыс.).

Если верить программе, большие деньги тратятся на социологические исследования, на мозговые штурмы, на написание инструкций, на продумывание механизмов. Система работает и не пыхтит, осваивая и переваривая выделенные деньги.

Формировать гражданскую солидарность будут, проводя фестиваль национальных культур «Хоровод дружбы» и фестиваль национальных искусств «Красота спасет мир», празднуя Сабантуй и Навруз. Отличное мероприятие -- «разработка новых туристских маршрутов "Москва многоконфессиональная" и "Москва многонациональная" для иностранных и российских туристов» (интересно, куда это? В Гольяново? На Даниловский или на Измайловский рынок?) Существует также роскошная идея проведения «дней межнациональной солидарности жителей административных округов Москвы». На эти «Дни» выделяется 3 млн 970 тыс. рублей.

Конечно, после такого шквала мероприятий, после такого мозгового штурма ксенофобия в Москве не может не пойти на убыль. Просто обязана пойти. Ей просто некуда деваться.

Создание школ русского языка тоже входит в план мероприятий. И они созданы. Правда, собственно организационные моменты до конца так и не продуманы, нет даже законченного свода инструкций, и поэтому завучи и директора выпрашивают деньги не в центре, а в округах, обивая пороги, вновь и вновь доказывая, объясняя, обосновывая финансирование для своих методистов-учителей.

Да и что там, какие-то ставки для учителей, что за скукота, никакого размаха. Это же вам не «подготовка публикаций по этнокультурной тематике» за 2 млн 076 тыс. руб. и не «размещение материалов исследований и рекомендаций на сайте» -- на эту работу выделено 825 тыс. А вот за «организацию и пополнение (особенно прекрасно это пополнение. -- М.Д.) окружных постоянно действующих экспозиций, посвященных истории и культуре разных народов» дают 10 млн 920 тыс. руб. Какие учителя, я вас умоляю... Нам не до детей, пусть даже не говорящих по-русски. Ничего, научатся как-нибудь, не в лесу живем. Наши задачи гораздо значительнее. Мы «формируем атмосферу уважения прав человека».

"Их нельзя отчислить из школы"

-- Почему нет инструкции не принимать в школу детей, не знающих русского языка? -- задала я вопрос в департаменте образования Москвы.

-- Потому что нет закона, позволяющего это сделать, -- ответили мне. И пояснили: у нас все дети имеют право на среднее образование. Ребенка, которому нет 15 лет, сегодня можно отчислить из школы только в исключительных и, как правило, в криминальных случаях, и то даже в колонии ребенок должен будет учиться. Незнание русского языка криминалом не является. Такого ребенка можно оставить на второй год за неуспеваемость. А школы русского языка -- дело бесплатное и добровольное. Хотите -- учитесь. Не хотите -- заставить не имеем права. Все решают родители или лица, их заменяющие.

А родители решают отдать детей в обычные школы, и школы ничего не могут -- или не хотят? -- с этим поделать. Одна знакомая рассказывала: «В нашем классе учились два таких мальчика. Они ни слова по-русски не понимали. И тогда с ними на уроках стала сидеть их мама, которая вполголоса переводила сыновьям слова учителя. При этом сама мама, кажется, не догадывалась, что в русском языке существительные склоняются по падежам, а глаголы могут быть женского рода...»

Несколько лет назад в Москве была история, когда в школы не хотели принимать детей мигрантов, ссылаясь на инструкции власти. Поднялся шум, с ситуацией справились, дети начали учиться. Сегодня, почитав официальные материалы сайта департамента образования Москвы, вы можете убедиться, что, если у родителей не прописка, а только временная регистрация, вашего ребенка в школу, «конечно, возьмут. А когда регистрация закончится, вы ее продлите, и ребенок будет продолжать учиться». Кроме того, в школы Москвы принимаются дети, не являющиеся гражданами России, но чьи родители «имеют статус беженца или вынужденного переселенца и зарегистрированы. Никаких разговоров об отказе в приеме этих детей быть не может».

Как не может быть разговоров о любом тестировании по русскому языку при поступлении в школу. Все собеседования подобного рода запрещены.

Оговорюсь: официальное запрещение тестирования не означает, что оно не проводится и здесь, и там. Просто любая школа имеет официальное право закрыть глаза на то, что ребенок не говорит и не понимает по-русски. Вопрос цены.

"Они уважают учителей"

Дело не только в деньгах.

Детей мигрантов в московских школах трудно учить, не имея специальной подготовки, но с ними -- и это подтверждают многие учителя -- легче работать. Они более управляемы, чем москвичи.

Говорит Ольга Каленкова:

-- Наши дети очень поддаются воспитанию, с ними можно справиться, у них еще есть страх в глазах -- в хорошем смысле, конечно. Для наших детей слово «учитель» очень многое значит, они и боятся учителей, и очень их уважают. Они видят в учителе человека, который может решить их судьбу, которого надо безоговорочно слушаться и от которого зависит их будущее.

Татьяна Феоктистова:

-- У нас учился мальчик-афганец. В Афганистане учитель имеет право бить детей, и бить жестоко. Понятно, что у нас их никто пальцем не трогает, и они очень быстро понимают, что попали в другие условия, в другую цивилизацию. Но безусловное уважение к учителю и внимание к каждому его слову в них заложено изначально, генетически.

О.К. Когда у нас учились афганцы, они все норовили мне руки целовать. Я в класс входила, подняв вверх ладони: мол, здравствуйте, детки, как же я рада вас видеть! Постепенно отучила. Московские дети давно ничего подобного об учителях не думают, для них учитель -- это люмпен, и по зарплате, и по социальному статусу. Многие учителя подтверждают, что дети мигрантов, как правило, не грубят, они более дисциплинированны. Другое дело темперамент: если он не побегает и не покричит, то просто умрет, лопнет! Но это ничего, не страшно. Можно потерпеть.

Т.Ф. Дети открыты, ловят каждое ваше слово, с радостью идут на контакт, бесконечно устраивают какие-то «угощалки» и очень любят выступать: поют, танцуют. Без удержу.

О.К. Они очень привязываются к своему классу -- я говорю о кабинете, -- относятся к нему как к дому, дорожат им, расставляют-переставляют цветочки... Почему? У большинства из них очень плохие условия жизни. Живут в каких-то съемных домишках, комнатках где-то за городом, в школу приходится ездить издалека. А если живут в Москве, то снимают одну квартиру на несколько семей. И у детей возникает огромный дефицит чувства дома, уюта. Например, наши девочки тринадцати лет, не спросив учителя, по своей инициативе сняли шторы в классе и постирали их. Вы можете представить, чтобы подобное проделали москвички? С москвичами вечно одно и то же: «А чья мама может?» -- «Моя не может... моя занята...» Нормально живем. А эти сами все вымоют, уберут, пододвинут, поправят. Они тяжело живут, наши дети. Как весна -- мальчики уходят на рынок, помогать. Девочки вечно заняты по хозяйству, ухаживают за младшими братьями и сестрами: как правило, мама часто рожает, и у нее проблемы со здоровьем, ей ничего нельзя делать. Ее только по больницам возят. Причем возят старшие дети, которые могут два слова по-русски связать, потому что мама -- замотанная до самых глаз и вечно беременная -- по-русски не говорит вообще...

-- Это типичная картина?

Ольга Каленкова. Абсолютно типичная. Известно, что мигранты из стран СНГ, прибывающие в Москву, изначально и традиционно согласны стать дешевой рабочей силой, занять самые нижние места на социальной лестнице. У мигрантов иное демографическое поведение: за последние десять лет число детей, родившихся у немосквичей, выросло почти в пять раз, сегодня это каждый седьмой ребенок. «Дни межнациональной солидарности жителей административных округов Москвы» -- вещь, конечно, великая, и мой респект тому, кто так роскошно придумал освоить почти 4 млн руб., но детей, не говорящих по-русски, в Москве становится все больше, и делать вид, что школы справляются, становится все труднее.

Хотя пока, конечно, гром не грянул. Эти дети все еще прокисают на задних партах под надзором учителей.