Бродячая студия SounDrama Владимира Панкова, обросшая актерами и превратившаяся в маленький театр, за последние пару лет стала модной в театральной среде. Началось все с Пан-квартета, к которому постепенно присоединялись все новые музыканты. Команда концертировала, сочиняла музыку к спектаклям и фильмам, ее руководитель, окончивший ГИТИС, играл в Центре драматургии и режиссуры и Театре.doc, потом, соединив театр и музыку, и сам поставил странный, гибридный спектакль «Красной ниткой». С него, пожалуй, и пошло название «саундрама», как обозначение специфически панковского сценического жанра. А моден он стал с тех пор, как вышли последние спектакли Панкова -- «Док.тор», «Переход», «Морфий» , которые стразу стали номинироваться на премии, разъезжать по фестивалям, получать призы, а главное, порождать вокруг себя толпы молодой фанатской публики.

Все это я веду к тому, что атмосфера вокруг очередной премьеры Владимира Панкова, поставившего со своей актерско-музыкантской командой спектакль в Центре имени Мейерхольда, с самого начала была возбужденной. Желающих попасть на саундраму «Гоголь. Вечера», заявленную как первая часть будущего четырехчастного цикла по «Вечерам на хуторе близ Диканьки», было много больше, чем может вместить зал ЦиМ.

Идея звучала так: гоголевские «Вечера» станут четырьмя спектаклями, разделенными на четыре времени года, и первая часть, берущая сюжет из «Майской ночи», будет соответствовать весне. (Что в получившемся представлении весеннего, не очень понятно, но, возможно, станет яснее, когда появятся лето и зима.) Режиссер вместе с художниками спектакля съездил в экспедицию на Украину, оттуда они привезли народные украинские костюмы конца XIX -- начала XX веков -- расшитые рубашки, фартуки и платки для актеров, аутентичные предметы для реквизита. В музыку, как и прежде коллективно сочиненную студией SounDrama, вплели фольклорные песни вместе с классическими темами из «Майской ночи» Римского-Корсакова и «Времен года» Чайковского. В результате получилось действо, к которому и впрямь трудно подобрать жанровое определение. И если в прежних спектаклях сочинение нового названия для жанра выглядело скорее желанием застолбить территорию (на самом-то деле это были вполне себе драматические спектакли или шоу, как «Переход», с большим количеством музыки), то теперь оно было кстати. То, что вышло, уже очень далеко отъехало от традиционного представления о спектакле. Дело не в том, что расценивать его стоит скорее по музыкальной части, чем по драматической. А в том, что самый близкий ему жанр -- концерт.

Как всегда в спектаклях Панкова, музыканты у него смешиваются с актерами, и где кто часто не разберешь. Действие начинается с шумного мужского застолья и хохота с невнятной болтовней кучки женщин в белых, вышитых красным крестиком костюмах, потом перетекает в общее пение и неясные разговоры, вновь пропадающие в нервном электронном гуле, то шелестящей, то грохочущей перкуссии, гудении контрабаса. Сюжет про чернобрового парубка Левко (Павел Акимкин) и белолицую Ганну (Ольга Бергер) возникает из этого шума и им же становится. Неудивительно, что в программке спектакля все актеры и музыканты написаны в кучу, без уточнений, кто кого или на чем играет -- таким образом нам объявляют, что это не имеет значения. Что ни скажет мальчишески трогательный герой своей красотке, что ни ответит она ему, тут же размножается эхом, повторенным на разные лады еще тремя парами персонажей, и снова переходит в пение-гудение, набирающее громкость волнами -- от тихого бормотания до истошного крика, усиленного многочисленными микрофонами.

Гоголевская история движется пунктиром, едва вынырнув, захлебывается в хоровом топотании и звуке. «Что, что он сказал?» -- все время шепчет мне сосед, и я отвечаю, если удалось расслышать, но в большинстве случаев это оказывается неважно. Гоголевский текст Панков превращает в глоссолалию, в шум, в музыку, организуя его не по смыслу, а по ритму и звуковысотным свойствам. Таким образом, представление, в котором среди фольклора иногда взбухают то настоящие оперные эпизоды со стройными хорами и ариями-речитативами, то нечто напоминающее джазовый джем, то рок-заходы, вбирает в себя микрофрагменты всплывающего сюжета с игрищами и плясками и превращается в густую единую музыкальную среду.

Судить качество этой среды не умею, скажу дилетантски, что в иные моменты она захватывает, а иногда томит однообразием. Ясно только, что, кроме этой самой эффектной среды, в спектакле студии SounDrama как в концерте ничего нет. Во всяком случае, нет внятного действия, за которым положено следить, если все же это драма. И если бы «Гоголь. Вечера» по каким-то своим музыкальным резонам закончился, не дожидаясь, пока завершится сказка про утопленницу, никто бы не удивился. У концертов свои законы. Вероятно, у саундрамы тоже -- поклонники ликовали.