В Музее архитектуры имени А.В. Щусева галерея pARTner project показала выставку Ольги Солдатовой «Программные мозаики». В живописной развалине -- флигеле Руина -- висят вышитые бисером панно и мозаики из полудрагоценных камней. Они кокетничают с монументальным стилем двух империй -- римской и советской. На одном панно изображены притворяющиеся помпейскими боги и герои под рубиновой советской звездой. На другом -- в рондо на цветочном фоне вышитые стеклярусом бегуны, конькобежцы и прыгуны, одолженные у станции метро «Курская» (или какая там еще). Вот другая картинка: услужливый дядечка-ювелир с усиками примеряет даме в платье-декольте ожерелье в виде плана какого-то советского архитектурного монстра вроде Театра Армии, являющегося в свою очередь аллюзией на римские термы. У любимого художницей Александра Дейнеки взят напрокат самолет со станции метро «Маяковская». Благодаря щедрой Солдатовой он летает не только по бисерным панно флигеля Руина, но и по сумкам пришедших на вернисаж московских модниц.

И вся эта раскатившаяся на бусинки и стеклярусные ниточки имперская патетика в общем-то ничего общего с ностальгией по Большому (и кровожадному, говоря по правде) Стилю не имеет. Несмотря на желанную для организаторов выставки романтическую рифму (зал-Руина -- руины империй), несмотря на кураторство истинного романтика (ну не последнего, надеюсь) российского артсообщества Аркадия Ипполитова, виртуозно вышивающего текстом каталожной статьи аббревиатуры сгинувших империй, подлинно романтическим эмоциям искусство Солдатовой, что называется, перпендикулярно. Прежде всего потому, что в работах Ольги безвозвратно утеряно (как секреты старинных мозаик) качество подлинности мифоткачества. А ведь именно это (т)качество пробуждает истинную меланхолию и примиряющее с империей чувство прекрасного.

О желании художницы вести пытливый диалог с феноменально сложным древним мозаичным искусством и даже с добросовестными монументальными панно соцреализма серьезно говорить не приходится.

Контекст творчества Солдатовой не романтическая ностальгия и даже не романтическая ирония, а новая искренность вызывающего «кемпа», который присваивает монументальный язык великих художественных систем и доводит его до блеска глянцевых постеров, сусального золота мещанских открыток, росписей «аль антик» с одалисками и голыми «антиноями» в ночных клубах всех цветов радуги. (Разве такой силуэт, как у этого вот Аполлона на той вот мозаике, возможен был в античности? Это же комикс какой-то!) Но без подхихикивания, а с упоением собственным наивным, не стесняющимся прослыть дурновкусным, и именно в этом беззащитным и трогательным, мировосприятием. Компанию панно Солдатовой составят блескучие фотоработы Пьера и Жиля, золотые вышивки с жирафчиками и пионерчиками с веслами ленинградского неоакадемизма. Не красота, а красотища! Не устаю повторять эту подаренную кинокритиком Станиславом Ф. Ростоцким формулу. Такая вот искусная безыскусность трогает какие-то очень потаенные карманчики сознания самых высоколобых интеллектуалов. Рассыпая бисером мифы империй, художница отменяет те культурные коды, что требуют интеллектуальной и душевной дисциплины. И примиряет нас с самими собой. Такими слабыми и трогательными.