Британец Иэн Макьюэн -- главный герой минувшей недели. Экранизацией его романа «Искупление», исполненной режиссером Джо Райтом, открылся 64-й Венецианский фестиваль. Кинокритики разразились комплиментами в адрес необычного сюжета картины, не стесняясь превосходных степеней точно так же, как четырьмя годами раньше их коллеги литературные обозреватели. «Искупление» -- лучший роман Макьюэна, за который он лишь по досадному недоразумению не получил заслуженного Буккера, -- еще будет переиздан у нас к моменту появления фильма в отечественном прокате. Издательство «Росмэн», предвосхищая волну читательского и зрительского интереса, уже сейчас активно взялось за британского классика: вслед за зрелой «Субботой» вышел ранний (1981 года) роман Иэна Макьюэна «Утешение странников» (перевод с англ. В. Михайлина).

Сюжет самый что ни на есть макьюэновский. Британская пара (семь лет отношений: страсти улеглись, общие темы испарились) проводит отпуск в Венеции. В романе нигде и ни разу не фигурирует название города, но его топография очерчена с точностью до мелочей. Посвященный читатель без труда опознает пейзаж, смысловым центром которого «служит невысокий остров в полумиле от берега, целиком отведенный под кладбище», как набережную Неисцелимых и окутанный легендами Сан-Микеле, а «колоссальную площадь», на которой «повсюду толпились, суетились и гадили голуби», как знаменитую Сан-Марко. Венеция в романе лишена своего привычного романтического флера: Макьюэн описывает «вечно подрагивающий» ненадежный город, сбивающий с толку и не дающий туристу ни опоры, ни ориентира. «Дорожного движения в городе не было по определению, и оттого туристы обретали свободу теряться, где и как им заблагорассудится. Табличек на стенах не было. Приезжие, если не шли к какой-то заранее заданной цели, выбирали дорогу примерно так же, как выбирают цвет при покупке, и даже то, как они обычно терялись в городе, было результатом их свободного волеизъявления».

Изменчивый ландшафт, дарящий людям кажущуюся свободу, оборачивается опасной ловушкой. Типично макьюэновская коллизия: убежденные в незыблемости повседневных норм западные люди капитулируют перед вторжением иррационального фактора. Заплутавшие в лабиринте улиц туристы-британцы попадают в плен странного человека с повадками извращенца -- то ли мафиози, то ли владельца бара, который преследует их повсюду. Окруженный водой город оборачивается клаустрофобическим кошмаром, но одновременно с нарастанием чувства опасности к героям возвращается их давно утраченная страсть.

Макьюэн исследует скрытую природу желания, где наслаждение соседствует с унижением, а ненасытная жажда единения оборачивается стремлением к смерти. Опасность возбуждает воображение героев. Отказавшись от навязываемой путеводителями роли туристов, они теряют интерес к музеям, ресторанам и памятникам старины и попадают в сумрачный мир, где стерты границы между водой и сушей, сном и явью, нормой и безумием. Надо отдать должное автору, он превосходно справляется с атмосферой -- липкий страх не покидает читателя где-то с середины романа, но он не причиняет дискомфорта, а воспринимается как следствие повышенной влажности воздуха и удушливости городской среды. Гораздо хуже Макьюэн разбирается с сюжетом, становясь заложником тщательно выстраиваемого иррационального фактора. Поступки героев не получают логичного объяснения: мотивы их действий плывут и подрагивают как отражения в воде, а психоаналитические подпорки рушатся так же легко, как гнилые венецианские сваи. Конец романа откровенно пованивает дешевым триллером, оставляя неприятное чувство подлога и обмана.

Ранний Макьюэн («Утешение...» написано 26 лет назад) еще не умеет с одного удара загонять сюжетные шары в глубокие лунки, зато его неопытность обнажает чувства, которые он впоследствии ловко задрапирует писательским мастерством. Эпиграфом к роману он ставит цитату из Чазаре Павезе: «Путешествие -- жестокость. Оно вынуждает нас доверять чужакам и не искать привычного душевного уюта в друзьях и домашнем очаге. Мы теряем точку покоя. Нашего вокруг не остается ничего, за исключением вещей самых простых и насущных: воздуха, сна, того, что мы видим во сне, моря, неба -- то есть всего, что тяготеет к вечности». Позже Макьюэн научится держать себя в руках и откажется от порочной практики убивать героев. Но в «Утешении...» голос уверенного рассказчика срывается на режущий слух фальцет, в котором чувствуется оторопь и страх. Вторжение спонтанного безумия в размеренную жизнь обывателей станет фирменным сюжетом Иэна Макьюэна. Но только в «Утешении...» он не смог удержаться от предостережений: «никогда не заговаривайте с незнакомцами», «не выходи из комнаты, не совершай ошибки». Для Макьюэна физически необходим возврат в «точку покоя» (впоследствии его герои будут неизменно возвращаться к привычному положению вещей), удаленную от вечности на спасительное расстояние.