Скоро уже и в России -- по европейской модели -- будет не найти провинциального городка, а то и сельца, где бы ни проходил фестиваль, семинар или пленэр с участием деятелей современного искусства. Просто contemporary art по определению («актуальность» синонимична расторопности) должно быть мобильным, а музеи и даже галереи для сторонников перманентной инновации являются заведениями консервативными и тормозящими беспрерывный творческий поиск. Вот оттого-то художники и кураторы (а за ними, перекрестясь и глубоко вздохнув, уже арткритики) и уходят в поля, да еще избегая торных путей.

Впрочем, в село Ширяево под Самарой, расположенное на территории заповедника «Самарская Лука» у подножия Жигулевских гор, дороги проложены уже давно. Сюда, в Ширяев буерак, летом 1870 года приехали на этюды молодые петербургские художники Евгений Макаров, Федор Васильев (тот самый, автор «Оттепели» и «Мокрого луга») и Илья Репин с братом Василием, будущим музыкантом. Тут Илья Ефимович писал эскизы к «Бурлакам на Волге». И оттого через сто лет, уже в 1970-е годы, было решено устроить в Ширяеве его Дом-музей.

Само открытие, впрочем, состоялось только в 1990-м. Зато в 2000 году музей посетил сам президент России, прилетевший в Ширяево на вертолете (голубом, вероятно). Путина, впрочем, вдохновила не столько сама перестроенная репинская изба-новодел с условной этнографической экспозицией, сколько окрестные горы. «Вот бы устроить тут лыжный курорт», -- мечтательно вздохнул он к ужасу директора заповедника. Но это так, к слову...

Важнее другое. Село является еще и местом обязательных пленэрных штудий для студентов поволжских художественных школ и училищ, так что молодые дарования при слове «Ширяево» вздрагивают еще более нервно, чем при имени «Репин» их сверстники по всей стране. Вернее, вздрагивали. Ситуацию восемь лет назад переломили самарские художники Неля и Роман Коржовы, сами в юности ездившие на практику в Ширяево, а затем прошедшие сложный и славный путь от реализма, абстракции и монументальных городских росписей до инсталляций, концептуальных проектов и вообще кураторской деятельности.

Они в свое время организовали по столичной модели самарский региональный общественный благотворительный фонд «Центр современного искусства» (под крыло минкультовского ГЦСИ он переходит только в этом году), а тот в свою очередь в 1999-м начал проводить Ширяевскую биеннале современного искусства под общим девизом «Между Европой и Азией», но каждый раз с конкретной темой. Прежде были «Провинция», «Тактильность», «Еда», «Любовь», сейчас -- «Дом». И теперь для продвинутых самарцев, тольяттинцев, нижегородцев, а также москвичей, штутгартцев (этот немецкий город-побратим Самары постоянный партнер биеннале) и прочих любителей contemporary art Ширяево ассоциируется уже не с широкой Волгой, прибрежными красотами и Жигулевскими горами с мрачными штольнями, не с учебными пейзажами и даже не с Репиным, а с биеннале, в этом году прошедшей здесь уже в пятый раз. Ширяевская биеннале попала даже в номинации «Кураторский проект» в шорт-лист премии «Инновация» 2005 года Федерального агентства по культуре и кинематографии.

При этом, как у каждого серьезного мероприятия, у биеннале есть четкая структурная схема.

В конце июля -- начале августа приглашенные художники из разных стран (а также добровольцы, приезжающие по собственной инициативе и за собственные деньги, но прошедшие кураторскую экспертизу) заселяются в частном секторе Ширяева. Это самый интересный, но невидимый постороннему глазу момент: встреча немцев, англичан, французов, итальянцев, да и молодых москвичей с уличным сортиром, фактом отсутствия душа и горячей воды, с уникальными интерьерами, в которых прабабушкина икона, дедушкин стол, мамина «горка» сочетаются с цветным телевизором и электрическим пластиковым чайником. Далее несколько недель художники бродят по окрестностям, выбирают объекты для произведений, общаются, вместе питаются в неказистом кафе, жгут костры на берегу (вообще-то здесь заповедник и делать этого нельзя, но ведь очень хочется шашлычка после столовских щей...). В это время в Самаре идет подготовительная работа: там в рамках биеннале откроются выставки в музеях и галереях, пройдут видеопоказы, состоятся конференции. Наконец в объявленный день X в Ширяеве начинается «номадическое шоу»: приплывшие на катере гости-кочевники (журналисты, музейщики, тусовщики и просто любители нестандартного отдыха) восемь часов бродят от произведения к произведению по всему селу и его окрестностям, поднимаются в горы, заходят в дома, становятся зрителями перфомансов, а то и слушателями импровизированных концертов (одномоментное действие самый распространенный жанр на этой биеннале, которая готовится долго, но живет полной жизнью, в сущности, один день). Потом гости отплывают назад в Самару, а вслед за ними разъезжаются и художники. Еще несколько мероприятий в городе -- и очередную Ширяевскую биеннале можно считать закрытой. Однако память о ней надолго сохранится не только в сердцах ее участников, проживших две недели в экстремальных, но и неповторимых условиях, но и тех, кто приехал в село на восемь утомительных жарких часов, целиком занятых искусством...

Все было так же и на этот раз. Ну разве за исключением того, что две самые если не лучшие, то громкие и одновременно изящнейшие акции биеннале предшествовали ее кульминации, «номадическому шоу».

За несколько дней до него москвич Дмитрий Гутов, эстет, рафинированный интеллектуал и одновременно марксист-радикал, участник Венецианской биеннале и кассельской Документы, устроил на склоне горы с видом на Волгу перфоманс: дискуссию с другими художниками, временно оказавшимися в Ширяеве, об отличии между искусством классическим и современным. Обладает ли последнее такой силой воздействия на человека, как первое? Для начала он прочитал (с помощью переводчика) кусочки из рассказа «Выпрямила» писателя Глеба Успенского (был такой прозаик-народник, которого сегодня помнят, увы, лишь филологи). Там речь идет о "встрече" в Лувре уездного учителя и Венеры Милосской -- встрече, изменившей и «выпрямившей» его жизнь. Чтение проходило на фоне фоторепродукции скульптуры, привязанной к березе, слушатели сидели на деревянных скамьях, расставленных наподобие античного амфитеатра. Было жарко, рассказ был скучным, переводчик сбивался на «кривом» успенском стиле. Потом Гутов стал задавать вопросы, эпатируя публику традиционалистским максимализмом. Перфоманс переходил в мучение, сильнейшее физиологическое переживание, каким и должно быть, по Гутову, искусство. Кончилось без мордобоя, на следующий день Гутов уехал («дела в Москве!»), но долго потом иностранцы спрашивали у меня, кто этот московский сумасшедший и зачем его пригласили.

А вот другая столичная знаменитость (впрочем, давно живущая в Кельне), один из классиков «московского концептуализма» Юрий Альберт свой перфоманс устроил вообще в Самаре, в местном музее, накануне прогулок по Ширяеву. Он в восьмой раз повторил здесь акцию, уже осуществленную им во многих музеях мира, «Экскурсию с завязанными глазами». Зрители надевают черные мягкие повязки, гуськом идут друг за другом, держась за плечи, навроде брейгелевских «Слепцов» (впрочем, в самарском музее есть свои, кисти Перова), а экскурсовод спокойно ведет свой рассказ. Конфликт текста и изображения, культуры и тактильности, музейного и человеческого -- все концептуалистские философемы сплелись в этой лаконичной и остроумной акции, приведшей участников в восторг. Но, боюсь, на ширяевских просторах она также была бы неуместна (да и невыполнима).

А вот к более простому, брутальному, театральному, диковатому искусству, которым занимались другие участники биеннале, ширяевцы за восемь лет уже привыкли. В «номадическом шоу» поселяне принимали самое активное участие.

«Местное население относилось к нам недоверчиво. Они никак не могли понять нашего, не виданного ими дотоле занятия», -- вспоминал Репин свои ширяевские пленэры. Теперь искусство на волжских берегах -- занятие очень даже виданное.