«Никому никогда не удастся поставить под сомнение роковую связь между 27 августа и 25 октября 1917 года», -- писал в своих воспоминаниях Александр Керенский. Он имел в виду, что мятеж Корнилова и его последствия -- дискредитация власти Временного правительства, большевизация Советов -- впрямую привели к Октябрьскому перевороту. За что и возлагал на генерала всю полноту ответственности. Хотя, думается, справедливее было бы ее разделить. ...

В июле 1917 года А.Ф. Керенский, ставший во главе правительства и сохранивший за собой пост военного министра, пытаясь укрепить авторитет власти и навести порядок в армии, назначает верховным главнокомандующим авторитетного в войсках и популярного в обществе генерала Лавра Георгиевича Корнилова. Он знает его слабые стороны -- порывистость, излишнюю стремительность в достижении успеха, но надеется удержать под контролем. Другого выхода нет. Ситуация как на фронте, так и в стране -- из рук вон. Правда, наступила некая пауза -- кризис в правительстве как будто преодолен, большевики в подполье, в Советах меньшевики, можно попытаться остановить анархию. Сам Керенский к этому времени уже теряет популярность, его звездный час -- Февраль -- позади. Взгляды и надежды устремлены теперь на Корнилова. Именно с ним многие связывают судьбу страны, верят в успехи на фронте, надеются на преодоления хаоса. Но, как показало время, боевой генерал был не искушен в политике: он очень быстро станет заложником политических интриганов, сделает неверную ставку и проиграет сам, а вместе с ним катастрофу потерпит и Россия.

«Не человек, а стихия!"

Биография Лавра Корнилова впечатляет. Его отец Егор (Георгий) Корнилов был казаком Сибирского казачьего войска, мать происходила из кочевого казахского рода (до революции казахов называли киргизами), по другим данным, была из калмыков. Корнилов успешно окончил Омский кадетский корпус, а затем Михайловское артиллерийское училище. Отслужив три года в Туркестане, он был произведен в поручики и поступил в Академию Генерального штаба, которую окончил в 1898 году, был награжден малой серебряной медалью и досрочно получил чин капитана. После окончания академии Корнилов вновь возвратился в Туркестанский военный округ. Здесь он служил на протяжении шести лет в разведке. Затем -- на русско-японской войне. За подвиги был отмечен орденом Святого Георгия 4-й степени. В годы первой мировой войны Корнилов уже командовал дивизией. Отличался личной храбростью. Попал в австрийский плен, из которого ему удалось бежать. После чего был произведен в генералы от инфантерии. Уже в начале войны о Корнилове стали ходить легенды. Известен был, например, случай, как в ночь на 10 ноября 1914 года горстка добровольцев 148-го Измаильского полка, входившего в состав корниловской дивизии, под его командой опрокинула в Карпатских горах два австрийских полка, взяв 1200 пленных, в том числе одного генерала. Тот, уже в плену увидев малочисленность русского отряда, в сердцах воскликнул: «Корнилов -- не человек, а стихия!»

Предатель или патриот?

Февральскую революцию Лавр Георгиевич поначалу принял вполне искренне. Весной 1917 года на собрании офицеров он сказал: "...Старое рухнуло. Народ строит новое здание свободы, и задача народной армии -- всемерно поддержать новое правительство в трудной созидательной работе". Временным правительством он был назначен на ответственнейшую должность -- командующего Петроградским военным округом. Этот выбор был не случаен -- по свидетельству генерала Деникина, «все, знавшие хоть немного Корнилова, чувствовали, что он должен сыграть большую роль на фоне русской революции». В новом качестве он совершил поступок, за который многие его критиковали и даже обвиняли в измене: по приказу Временного правительства именно новый командующий арестовал императорскую семью. Корнилов потом говорил, что лучше, что это сделал он, а не кто-либо иной. Он не был монархистом, неоднократно подчеркивал свои республиканские взгляды и, в частности, отказался принять участие в заговоре по спасению Романовых. В июне 1917 года к Корнилову обратились с предложением осуществить переворот и восстановить монархию, но, как вспоминал тот же Деникин, он категорически заявил, что «ни на какую авантюру с Романовыми не пойдет». И даже уже в начале января 1918 года, выступая перед 1-м офицерским батальоном Добровольческой армии в Новочеркасске, Корнилов особо отметил, что он убежденный республиканец, республиканец до такой степени, что если Учредительное собрание выскажется за восстановление на престоле Дома Романовых, он смирится с этим, но немедленно покинет пределы России.

Но вот отношения с самим республиканским правительством у него не сложились. Он сразу увидел, что происходит развал армии и что власть не справляется с хаосом. 11 июля 1917 года Корнилов, будучи командующим Юго-Западным фронтом, направил новому премьеру Александру Керенскому телеграмму: "Армия обезумевших темных людей, не ограждающихся властью от систематического развращения и разложения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит... Это бедствие может быть прекращено, и этот стыд или будет снят революционным правительством, или, если оно не сумеет того сделать, неизбежным ходом истории будут выдвинуты другие люди. Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого -- от первого дня существования и доныне -- проходит в беззаветном служении Родине, заявляю, что Отечество гибнет, и потому, хотя и не спрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах в целях сохранения и спасения армии для реорганизации на началах строгой дисциплины и дабы не жертвовать жизнью немногих героев, имеющих право увидеть лучшие дни..."

И уже 12 июля Временное правительство для наведения порядка в армии восстанавливает смертную казнь. А в ответ на телеграмму Корнилова назначают Верховным главнокомандующим.

В поисках Наполеона

Альянс Керенский--Корнилов был выгоден обоим: Корнилов должен был навести порядок в армии и обществе, добиться военных удач. Керенский был гарантом этого со стороны правительства. Будучи более искушенным в политике, он хотел использовать Корнилова для укрепления власти, уверенный при этом, что русский генерал, верный традиции помогать приходу на трон, но не претендовать на него станет подставлять спину, а не упираться локтем. Но Россия в это время усиленно ищет своего Бонапарта. И выбор падает на Корнилова.

После назначения его Верховным главнокомандующим в ставку в Могилев потянулись патриоты всех мастей. Его приветствовали, в нем видели освободителя, русского Наполеона. Даже Родзянко прислал телеграмму. В своей традиционно приподнятой манере он писал: «В грозный час тяжелого испытания вся мыслящая Россия смотрит на Вас с надеждой и верой».

3 августа в Зимнем состоялась встреча Корнилова с Керенским. Генерал по-солдатски прямо потребовал извинений перед офицерством за отношение после Февральской революции, наделения себя законодательной властью в области военного строительства, а заодно «изгнания из армии всякой политики»: уничтожения права на митинги, ликвидации института комиссаров и роспуска войсковых советов. В результате Корнилов уехал практически ни с чем.

Уже 12 августа он опять приезжает в Петроград для принятия участия в государственном совещании. Его встречают как триумфатора, его машина завалена цветами, на что Корнилов реагирует иронично -- дескать, не тенор, и пусть его машину украшают не цветами, а георгиевской лентой.

Корнилову как «первому солдату» предоставляют слово. И он снова говорит о развале в армии, о необходимости восстановления дисциплины и вере в Россию.

И снова уезжает неудовлетворенным, понимая, что это одни слова. Он же привык действовать, тем более обстановка в армии и на фронте требует этого незамедлительно.

Мятеж

21 августа немцам сдали Ригу, развал армии продолжался. Именно в это время Корнилов, возможно, решается на мятеж. Но пока еще идут переговоры с правительством. И вот тут много неясного, темного, «заговорщического».

Сначала переговоры с Корниловым ведет заместитель военного министра Борис Савинков. И они вроде бы обо всем договариваются: власть временно перераспределяется в пользу Верховного, правительство помогает, во всяком случае не мешает ему наводить порядок.

Потом посредническую миссию выполняет Львов, бывший депутат Госдумы, который в недавнем прошлом был обер-прокурором Священного синода, а в недалеком будущем будет членом «Союза воинствующих безбожников». Проведя «успешные переговоры» с Корниловым, он сообщает о них Керенскому по принципу «испорченного телефона». Он докладывает премьеру, что Корнилов ультимативно требует объявить Петроград на военном положении, всю полноту власти передать ему и уволить из правительства тех министров-предателей, что мешают наведению порядка и укреплению армии. Потом в своих мемуарах Львов только еще более запутает смысл происходившего. Он напишет, что не предъявлял Корнилову и не передавал от него Керенскому никаких ультиматумов. Затем «премьер попросил меня написать все на бумаге, я написал, он бумагу забрал, а меня арестовал». В общем, то ли из-за непонимания, то ли не без провокации, но коса нашла на камень, и, возможно, этому «столкновению» кто-то помог состояться.

27 августа Корнилову предлагают подать в отставку. Он отказывается. Его снимают с должности и, по сути, объявляют вне закона. Тогда он обратился к народу и армии с одним из своих знаменитых воззваний: "Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ -- путем победы над врагом -- до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад новой государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага -- германского племени и сделать русский народ рабами немцев я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!"

После чего Корнилов решается двинуть на Петроград 3-й конный корпус и знаменитую Дикую дивизию, укомплектованную кавказскими горцами, под общим командованием решительного участника заговора генерала Крымова. И тут Керенский от отчаянной попытки удержать власть, выбирая, как ему, наверное, казалось, наименьшее зло, обратился за помощью к большевикам. Те смогли направить в войска сотни агитаторов, пути были перекрыты железнодорожниками... Да и общество испугалось военного переворота. Поход на Петроград захлебнулся. Генерал Крымов застрелился. А генерал Алексеев, преданный Временному правительству, приехал в ставку и арестовал Корнилова и еще пару десятков офицеров его штаба.

Дело Корнилова

Сначала бывшего Верховного главнокомандующего и его офицеров содержат в Могилеве, а потом, боясь их насильственного освобождения, переводят в Быхов под охрану караула батальона георгиевских кавалеров (50 человек). Среди арестованных вместе с Корниловым находятся и два журналиста, депутат Госдумы, генерал Деникин...

Дело Корнилова идет медленно, но скрупулезно. За заговором кто-то стоит, считают в правительстве. Косвенно это подтверждает и письмо генерала Алексеева Павлу Милюкову от 12 сентября 1917 года, где он ходатайствует через бывшего министра иностранных дел за семьи офицеров, находящихся под арестом. «Дело Корнилова не было делом группы авантюристов, и вы знаете до известной степени, что определенные круги нашего общества не только знали об этом, не только симпатизировали идее, но помогали Корнилову насколько могли... У меня есть еще один вопрос: я не знаю адресов Вышеградского, Путилова и остальных. Семьи заключенных в тюрьму офицеров начинают голодать, и я настаиваю, чтобы они пришли к ним на помощь. Наверняка они не бросят их на произвол судьбы, не позволят голодать семьям тех, с кем они были связаны общими узами идеи и подготовки... В таком случае (то есть если это требование не будет удовлетворено) генерал Корнилов будет вынужден подробнее заявить перед судом весь план приготовлений, все переговоры с людьми, группами и их участие, чтобы сказать русскому народу, с кем он работал, какие настоящие цели преследовал и как, покинутый всеми в момент нужды, он вынужден предстать перед импровизированным судом с небольшим числом офицеров».

Но угроза Алексеева так и осталась на бумаге. Не состоялся и сам процесс над корниловцами. В России грянула Октябрьская революция. Воспользовавшись неразберихой первых дней после революции, Корнилов пишет нынешнему, еще не низложенному Главкому генералу Духонину, и тот 19 ноября 1917 года, на свой страх и риск, освобождает Корнилова, фактически спасая ему и его соратникам жизнь.

Уже на следующий день в Ставку явится бывший прапорщик Крыленко, назначенный новой властью Главкомом, и сам Духонин будет схвачен и зверски убит.

У истоков Белого движения

Дальнейшая судьба Корнилова сложилась ярко, но трагично. В ноябре 1917 года ему удалось бежать на Дон. Там началось формирование Добровольческой армии. И генерал Корнилов встал у истоков Белого движения, будучи его первым и непререкаемым лидером. До Колчака и Деникина, который служил под его началом. В ночь на 10 февраля 1918 года "кучка людей, затерянных в широкой донской степи, посреди бушующего моря, затопившего родную землю, уходила от темной ночи и духовного рабства в безвестные скитания... За синей птицей", -- так вспоминал Антон Деникин начало знаменитого Ледяного похода Добровольческой армии на Екатеринодар. Армия, правда, состояла всего из четырех тысяч человек. В самом начале похода добровольцам пришлось переходить под огнем реку по тонкому льду. Когда лед ломался под бойцами, и они, мокрые, вылезали на берег, то тотчас же обрастали ледяной коркой. Из-за этого поход и назвали Ледяным.

Штурм же самого Екатеринодара был неудачным. Во время его в штаб командующего попал снаряд, и Корнилов был смертельно ранен.

Чтобы скрыть могилу Корнилова, его хоронили без всяких опознавательных знаков -- ни креста, ни холмика, в 50 км от Екатеринодара на территории немецкой колонии Гначбау. Но вскоре большевики нашли могилу, надругались над останками, отвезли в город, сожгли на городской скотобойне и развеяли прах над Екатеринодаром. ...При всем пристрастном отношении к Корнилову, пожалуй, наиболее взвешенную и точную его характеристику, а также формулировку той роли, которую он в конечном итоге сыграл в истории России, дал Керенский. Это был «человек, который по-своему страстно любил Россию, но был обречен некой силой подарить победу тем, кто ненавидел и презирал ее».