Во второй половине августа президент Чечни Рамзан Кадыров совершил сразу два визита на Ближний Восток -- в Саудовскую Аравию и в Иорданию, сделав лишь краткий перерыв для того, чтобы провести миротворческий съезд в Гудермесе под лозунгом «Ислам -- религия мира и созидания». Конгресс в Гудермесе не собрал всех звезд исламского богословия, которых хотели бы видеть руководители послевоенной Чечни, и прошел в несколько более скомканной, чем предполагалось, форме, но для первой попытки оказался в целом вполне удачным. Визиты же в Аравию и Иорданию фактически поставили Рамзана Кадырова в один ряд с лидерами мировой мусульманской уммы -- монархами Саудовской Аравии и Иордании. Оба они удостоили президента Чечни личной встречи, а в Мекке он первым из россиян оказался в числе верующих, допущенных к почетному ритуалу омовения каабы.

Теперь помимо Владимира Путина, который визиты и конгресс одобрил, у Рамзана Кадырова есть «поручители» и на Ближнем Востоке, что немаловажно в свете предстоящей смены президента в России. Именно г-н Путин долгое время был единственным источником кадыровской легитимности.

Общей задачей визитов на Ближний Восток и конгресса в Грозном было предъявление мировой мусульманской общественности новой послевоенной Чечни, где практически восстановлен мир, идет строительство и никто не преследует мусульман за их веру, как это до сих пор стараются показать лидеры боевиков. Сопротивление в Чечне с начала второй войны становилось все менее сепаратистским и все более религиозным, свои диверсии и атаки боевики объявляли частью глобального джихада, и за их спинами смутно угадывались ближневосточные мусульманские сообщества, откуда исходила если и не финансовая и военная, то, во всяком случае, моральная поддержка. Встретившись с ближневосточными монархами у них дома и пригласив к себе нескольких именитых богословов, таких как сирийский шейх Мохаммед Кафтару, Кадыров отнял у своих противников «в лесу» ближневосточный козырь: именно он теперь признан на востоке как лидер мусульман Чечни, которая и внутри России остается вполне исламским регионом. Достигнутый имиджевый успех был закреплен: на встрече с представителями чеченской диаспоры в Иордании (она возникла там еще в годы большой Кавказской войны, которую Россия вела в XIX веке, и, вне всякого сомнения, выросла в свете новейших событий) президент Чечни обещал всеобщую амнистию всем, кто до сих пор воюет или живет за пределами родины.

Кадыровская Чечня определенно в большей степени религиозна, чем Чечня довоенная, -- об этом ясно говорит громадная мечеть, строящаяся в центре Грозного, где когда-то бушевали сепаратистские митинги. А в чеченских школах преподаются основы ислама. В начале 90-х годов, когда республика откололась от Ингушетии, а заодно и от России, религиозное движение лишь сопровождало движение националистическое. Победителями в первой войне 1994--1996 годов тоже оказались вполне светские сепаратисты, хотя уже тогда среди полевых командиров существовало влиятельное крыло тех, кто считал, что стоит не только и не столько за независимость Чечни, сколько за веру и шариатское правление, то есть за государство, основанное исключительно на исламском праве. «Светские» сепаратисты в лице бывшего полковника советской артиллерии Аслана Масхадова фактически уступили «исламистам» инициативу. «Исламисты» добились от Масхадова шариатской реформы конституции, создали свой собственный совет полевых командиров и Конгресс мусульман Ичкерии и Дагестана во главе с Басаевым, активисты которого не скрывали своих планов насчет создания шариатского государства в границах имамата Шамиля.

Но, как и старый Шамиль, имамат которого рухнул не только под ударами русского оружия, но и под тяжестью слишком строгих религиозных законов, Шамиль Басаев не совсем верно угадал настроения соотечественников. В Чечне нашлись люди, которым были не по душе эти исламские нововведения. Причем сами они были из вполне мусульманской среды, даже возглавил их муфтий Ичкерии Ахмат Кадыров. Муфтий заявил, что в его понимании счастье Чечни -- это хотя бы сто лет свободы от иностранных проповедников. Несколько его единомышленников из числа полевых командиров встали на путь вооруженной борьбы с «чуждым фундаментализмом». И в результате заключили альянс с федералами, который принес им власть в послевоенной Чечне, а федералам -- возможность наконец переложить ответственность за все происходящее в Чечне на самих чеченцев.

Ахмат Кадыров, как и его сын, принадлежит к традиционному для Чечни суфийскому ордену кадирийя -- одному из четырех, существующих в исламском мире. Именно как кадирийцы они противопоставили себя фундаменталистам. Чеченские кадирийцы считают авторитетнейшим вероучителем шейха Кунта-хаджи Кишиева, жившего в XIX веке и проповедовавшего непротивление. При этом они убеждены, что шейх вовсе не умер в заключении в России, как об этом свидетельствуют документы, а бессмертен, сокрыт и явится в назначенный час. Неосторожное высказывание о смерти Кунта-хаджи фактически стало поводом для досрочного отстранения от должности президента Алу Алханова, который не только был советским милиционером и юристом по образованию, но и принадлежал к другому, чем Кадыровы, суфийскому тарикату накшбандийя.

Проповедь Кунта-хаджи отнюдь не мешала чеченским кадирийцам в свое время свирепо воевать с русскими, а самому Ахмату Кадырову объявить в 1995 году войну в Чечне священной для мусульман. Разлад с фундаменталистами накануне второй войны также был весьма своеобразным: командиры, которые искренне считали себя противниками шариатского правления, запросто вводили на контролируемых ими территориях палочные наказания, а иногда и расстрелы по приговору шариатского суда.

Тем не менее можно сказать, что в современной Чечне господствует традиционный для нее суфийский ислам, который противопоставляет себя фундаменталистам, или салафитам, как они называют себя сами, возводя этот термин к понятию «чистого» ислама, очищенного от позднейших нововведений -- «бидаа». Доминирует в нынешней Чечне кадирийский суфизм, тогда как советский режим старался опираться на вторую ветвь чеченского суфизма -- накшбандийцев. По некоторым данным, на исходе большой Кавказской войны оба ордена заключили соглашение, запретившее боевые действия против русских на 40 лет, -- в сущности, оно было продиктовано демографической необходимостью, а не пацифистскими устремлениями. Но в ходе гражданской войны получилось так, что накшбандийцы оказались ближе к советской власти, и этому неформальному альянсу не помешала даже сталинская депортация чеченцев в 1944 году.

Сейчас глава общественной палаты Чечни Саид-Эмин Джабраилов говорит о готовности и способности лидеров кадирийя и накшбандийя сплотиться и образовать «консорциум», эффективно противостоящий фундаментализму. По мысли г-на Джабраилова, религиозным лидерам не хватает информации о возможностях, которые они могут получить с помощью имеющихся гражданских и государственных институтов. На конгрессе в Гудермесе присутствовали и кадирийцы, и накшбандийцы -- и рядом с коричневой кадирийской шапочкой президента Кадырова белел накшбандийский головной убор спикера парламента Дуквахи Абдурахманова. Тем не менее накшбандийское сообщество порой явно чувствует свою второстепенную роль, особенно после фактического устранения из чеченской политики известного бизнесмена Хусейна Джабраилова, который является председателем так называемого общества потомков чеченских шейхов. Не добавляет стабильности «консорциуму» и подспудно зреющий конфликт между Рамзаном Кадыровым и Саидом Какиевым -- командиром батальона «Запад», остающегося, по сути, единственным чеченским подразделением, которое контролирует не Кадыров. При этом сам Какиев религиозный накшбандиец, он родился в одном селе с известнейшим накшбандийским шейхом XIX--XX веков Дени Арсановым.

Война, которую Кадыровы и их сторонники вели и продолжают вести против сторонников «чистого» ислама, является искренней и ожесточенной. Но не стоит забывать и о том, что граница между так называемым «чистым» и «традиционным» исламом часто оказывается размытой. В исламских справочных изданиях говорится о том, что салафитами считали себя основоположники шафиитского масхаба суннитского ислама, который является базой «традиционного» ислама в Чечне и заметно отличается от ханафитской традиции западной части Северного Кавказа и исламского Поволжья. Саудовская Аравия, которую посетил традиционный суфийский мусульманин Рамзан Кадыров, официально исповедует ваххабизм. А в Иордании, к слову, разрешена организация «Братья-мусульмане», запрещенная во многих странах как фундаменталистская.

Ряд новейших кавказских биографий также свидетельствует об условности всех разделений. Действующий заместитель главы духовного управления мусульман европейской России шейх Мухаммад Карачай, который, к слову, посещал Грозный с просветительскими лекциями для чеченских «Наших», в конце 1980-х -- начале 1990-х был первым самопровозглашенным «имамом Карачая». И одним из активистов Исламской партии возрождения, фактически посеявшей семена религиозного экстремизма в Карачаево-Черкесии. Впрочем, сейчас шейх Карачай выступает за умеренность и стабилизацию.