Фестивалей нынче развелось как грязи. В Германии есть и Генделевские фестивали в Геттингене и Халле, и музыкальные «всеобъемлющие» фестивали в Швецингене и Людвигсбурге, и даже фестиваль Россини в Вильдбаде. Но такого фестиваля, как в Байройте, нет больше нигде в мире: в уникальном театре, построенном по мановению великого Рихарда Вагнера 130 лет назад, исполняются (по его завещанию) только его произведения, и толпа вагнероманов мчится сюда со всего света в надежде вдохнуть свежих идей в освоении бесценного наследия. Вот только за этим ездить сюда не след, скажу я сразу. Потому что, конечно, Фестивальный театр царит над всем городком на своем сакральном Зеленом холме, музыка Вагнера, конечно, звучит ежевечерне с 25 июля по 25 августа, и все места заполнены до отказа. Но...

Разъяснению этого «но» я и посвящу последующие строчки. В Байройте я бывал и раньше, в 1992 и 1993 годах, когда здесь шло «Кольцо нибелунга» в постановке Гарри Купфера, «Лоэнгрин» в интерпретации Вернера Херцога и «Тристан и Изольда» в провокационной версии Хайнера Мюллера. Не все было равноценно в Байройте 90-х годов, и прежде всего режиссерские работы руководителя фестиваля, внука великого композитора, Вольфганга Вагнера. Многие неоспоримые достижения того времени ушли в прошлое, а бездарный внук Вагнера остался. И сегодня он тащит всеми правдами и неправдами на наследный трон худрука свою залихватскую дочку Катарину Вагнер. И сегодня она, заурядная труженица немецкой сцены из тридцатилетних, удостаивается чести поставить «Нюрнбергских мейстерзингеров» на сцене, возведенной ее великим прадедом. Все немецкие СМИ резко разделились на два клана: прогрессисты печатают ехидные интервью с правнучкой и уничтожающие рецензии на спектакль, а глянцево-гламурные издания выстраивают на своих страницах результаты фотосессий со стройной леди, побывавшей в руках умелой визажистки, укрепляя простой народ в уверенности: дело Вагнера в надежных руках.

Конечно, ругать Катарину Вагнер только за то, что она правнучка гения, несправедливо. Давайте лучше разберем спектакль. Между прочим, поставить эту махину, в которой первый и третий акты идут по два часа (в Байройте не бывает купюр!), не фунт изюма. Свидетельствую: Катарина Вагнер -- хорошо выученный профессиональный режиссер, она знает, как грамотно организовать движение людских фигур по сцене, чтобы глазу не было скучно. Она уверенно переодевает всех горожан XVI века в сегодняшнее платье и даже лихо меняет способ выражения мейстерзингеров: здесь они изощряются в изобразительном искусстве, а вовсе не в деле пения. Ради вящего успеха она заставляет бездарного Бекмессера (блестящий Михаэль Фолле) превратиться в инсталляторщика и рокера, который пугает публику голой натурой унылого участника хеппенинга и шокирует обывателей, браво выпуская из ширинки мужское достоинство в виде надутого воздушного шарика длиной два метра. Катарина Вагнер решительно не знает, чем начинить этих людей изнутри, и пытается задушить тоску зрителя по живому образу мелкими уловками типа «вредные привычки героев»: Ганс Сакс чуть что хватается нервно за сигарету, Вальтер фон Штольцинг по поводу и без повода все поливает белой краской и т.п. Зачем ее великий прадед написал это произведение, она не знает и знать не желает: развлекательный спектакль закрывает поиск разных там внутренних смыслов. Я и сам не очень люблю эту бидермайеровскую комедию в наследии Вагнера, но помню, как в Берлине дирижерское искусство Даниэля Баренбойма открыло мне тайное очарование этой длинной и «головной» музыки. Здесь, в Байройте, и поют неважно (кроме Фолле и назвать больше некого), и хороший дирижер Себастьян Вайгле кроме тщательности ничего предложить не может. В результате семь часов (здесь антракты по часу) проводишь между удушьями скуки и приступами тихой ярости.

«Кольцо нибелунга» -- прошлогоднего разлива. Когда ставить тетралогию отказался знаменитый Ларс фон Триер, к делу срочно подключили немецкого драматурга Танкреда Дорста. Может быть, надеялись на то, что он повторит случай Хайнера Мюллера? Тот ведь сумел разрушить великий миф о любви своим радикальным вторжением в «святая святых»! Увы, Дорст оказался на деле скромной немецкой домохозяйкой, у которой и цветочки на подоконнике, и шницель не подгорел. Вкупе с бездарными художниками (стоит ли их называть?) он сварганил пустую сказочку про богов и людей, в результате которой сцена заполняется большим количеством театрального дыма. Другого итога я лично не обнаружил. Добавим к этому, что Брунгильду и Зигфрида поют заурядные громкоголосцы, не вдумывающиеся в великую музыку, а из многих остальных запомнишь одного-двух исполнителей неглавных партий. Дирижер Кристиан Тилеманн, при выходе которого на поклоны весь зал дружно встает, показался интересным только в орнаментально-живописных эпизодах типа «шелест леса» или «заклинание огня» и обнаружил отсутствие какого-либо интереса к человеческим отношениям, которые и позволяют вообще-то заглянуть внутрь этого трепещущего космоса.

Остается «Парсифаль» в постановке Кристофа Шлингензифа -- человека, не имеющего никакого отношения к театру, модного устроителя хеппенингов, скандальных акций и провокационных действ. Первые десять минут привыкаешь к тому, что на сцене нет НИЧЕГО, имеющего хоть сколько-нибудь прямое (или даже косвенное) отношение к проблематике и образному строю вагнеровского шедевра. И холодным взором (иногда все же с отвращением) смотришь на обряды Викка или Вуду с их культом менструальной энергии крови и еще на какие-то маловнятные ритуальные подробности. Параллельно нам на экране показывают долго, на протяжении всех трех длинных актов, метафорический видеоряд на тему, как жизнь уничтожается смертью: кролик сначала прыгает, живехонький, по лужку (его, настоящего, проносят по сцене в клетке), потом лежит убитый, а на протяжении последних десяти этак минут рапидом снято, как его изгладывают черви и как из него выливается какое-то жуткое гноище. А потом темнота, пустая сцена, а на ней -- коридор света, по которому идет только что умерший. И вот вам весь сказ. Прибавим к этому добротную, но без взлетов игру оркестра под управлением Адама Фишера и заурядный состав, в котором выделяется любимец Москвы Роберт Холл в партии Гурнеманца (про его роль сказать нечего). После закрытия занавеса, не выдержав зрелища разлагающегося кролика, ползала орет истошно «бу!».

Зачем сегодня ездить в Байройт? Вагнеровские дирижеры получше есть в других местах. «Кольцо нибелунга» в прошлые годы ставили интересно и даже захватывающе тоже не здесь -- в Штутгарте, Мангейме и Лондоне. Вагнеровские певцы отыщутся и вдали от Байройта. Колодец заглох, и наполнить его живой водой не удастся Катарине Вагнер, сколь ни хочет она показаться современной, -- нос не дорос. Байройт ждет своего обновителя, похожего на Жерара Мортье, сокрушившего незыблемые каноны караяновского фестиваля в Зальцбурге и превратившего его в подлинное «зерцало мира». До того, как Байройт омоют новые художественные идеи, ездить туда не стоит. Разве что для того, чтобы посмотреть на гениальный Фестивальный театр и подняться по Зеленому холму.