В Москве в начале лета открылся новый музей современного российского искусства АRT4. Автор идеи, продюсер, режиссер -- коллекционер Игорь Маркин. Музей создан на его деньги и показывает его коллекцию. Этот музей -- уникальный случай вызывающе авторского проекта, намеренно игнорирующего какую-либо причастность музею традиционному. Хозяин музея все делает вопреки обычному укладу. Зрителям позволено в залах разговаривать, пить кофе и даже подвергать непонравившиеся объекты «остракизму»: голосовать за самый нелюбимый экспонат. По итогам рейтинга всеобщего «нелюбимца» вышлют в запасник. Сегодня угроза нависла над работами признанного во всем мире фотографа Бориса Михайлова. Понятно, что в сегодняшней России модно (особенно среди успешных бизнесменов, так называемого мидл-класса -- посетителей музея Маркина) «оптимизировать оптимизм». Шокирующая михайловская фотоэпопея советского и постсоветского дна у них не катит.

Другое новшество, оппозиционное традиционному музею: нежелание выдерживать баланс и собирать по принципу полноты показа исторической артхроники, артпроцесса. Нравится Маркину живопись -- он ею завесил все стены. А видео не нравится. Его по минимуму... А еще отличный вводный текст -- предуведомление, в котором ненормативной лексики больше, чем нормативной. И начинается текстовой «вступец» в музей как-то так: «Кто думает, что может нарисовать «Черный квадрат» лучше Малевича, -- идите и х...»

Так с каким же феноменом мы имеем дело? Может, АRТ4 и есть тип музея, за которым будущее? На эту тему с Сергеем ХАЧАТУРОВЫМ своими размышлениями делятся менеджер культурных программ Ольга ЛОПУХОВА и художник Сергей БРАТКОВ.

-- Музей АRT4 убедителен как пример нового музейного имиджа?

Ольга Лопухова: -- У меня такое впечатление, что это хорошая коллекция. Отдаю должное новым ходам: картины развешаны без этикеток. На входе дают семечки, которые можно плевать прямо на пол. Четыре раза в год предполагается смена экспозиции. Но если говорить о музее, то для меня это не музей. С моей точки зрения, музей должен выполнять две функции. Во-первых, давать новые знания. Во-вторых, давать новые впечатления. Его предназначение -- развивать у тебя что-то в башке плюс обладать аттрактивной функцией. То, что я вижу у Маркина, действует на мои глаза, но не действует на мои мозги. Новый музей представляется мне такой средой, в которой систематизированы знания о чем-то. Даже мыслю себе некие очки, которые мне надевают, и с помощью них я погружаюсь в атмосферу самого художественного процесса. Историю искусства. Не обязательно все должно быть увешано подлинниками. Могут быть какие-то голограммы, экраны, помогающие понять, что и зачем когда-то было сделано и делается сейчас.

Сергей Братков: -- Полагаю, что музей это заданная жесткая структура: движение от входа к выходу. Сегодня эту заданную структуру более или менее успешно пытаются сделать подвижной. Самый модный принцип преодоления предсказуемых впечатлений -- отказ от постоянной экспозиции. Частный музей (каким и является АRТ4) имеет право быть волюнтаристским и необъективным в отражении художественного процесса...

С.Х.: -- Однако, полагаю, все-таки скучно, когда единственное цельное впечатление после посещения частного музея складывается в незатейливый автопортрет его владельца. В случае с Маркиным, веселым менеджером, подсевшим на субкультуру 90-х, трэш, в частности.

О.Л.: -- Согласна. После посещения музея, будь то государственного или частного, хочется выстроить логику процесса, получить мощный визуальный образ о пути художника, к примеру. Необязательно посещение всех залов. Я должна иметь право выбора. Пойти в зал Магритта, например, а не в зал Клее. Но в каждом зале новые знания должны быть гарантированы.

С.Х.: -- Какие-то примеры новых музеев России, удовлетворяющих таким требованиям, можно сыскать?

С.Б.: -- Полагаю, пока нет. Современный западный музей предполагает огромный штат сотрудников. Они мониторят и режиссируют процесс. Музей вписан в артиндустрию и умеет очень сложно, дифференцировано работать с публикой. В России эта артиндустрия не развита.