Фильм "Жизнь других", снятый режиссером-дебютантом из Германии, получил "Оскара" в номинации «Лучшая иностранная картина», собрал главные европейские (обойдя, кстати, «Возвращение» Альмадовара) и, само собой, почти все национальные премии. В прокате его сборы, с гордостью сообщает афиша, составили 67 млн долл., что очень много для фильма о восточногерманских сотрудниках госбезопасности, даже если его и подают как "захватывающий триллер про любовь". То есть картина понравилась критике, профессионалам и зрителям. И самое интересное -- понять, почему, в чем причина такого успеха.

Режиссер фильма, он же автор сценария, Флориан Хенкель фон Доннерсмарк родился и вырос в ФРГ и о жизни восточного соседа знал все-таки понаслышке, от родственников и знакомых. Это важно. Потому что такое не слишком дотошное знание предполагает необходимость изрядной доли фантазии. Доннерсмарк фантазировать не захотел, поэтому воспользовался стандартными штампами, выработанными искусством, описывающим тоталитарные режимы. Но сделал это мастерски и с уважением к зрителю, поступив не столько как художник, сколько как грамотный маркетолог, озабоченный проблемами доходчивости и привлекательности своего продукта. А узнаваемость -- одно из главных условий хороших продаж.

Начинается фильм с урока в школе госбезопасности. Преподаватель, впоследствии главный герой фильма, рассказывает курсантам о технике дознания, с бесстрастием профессионала обсуждая, как именно нужно дожимать подследственного, чтобы он сознался, как отличить виновного и чего можно добиться умелым ведением допроса.

Этот ужасный человек, лучшая ищейка Штази, вот-вот будет втянут в водоворот событий, где "защита социализма", в ценности которого искренне верит герой, отойдет на задний план, а на первом окажутся ревность, месть, предательство и благородство. Рассказывать сюжет было бы безжалостно -- он так старательно закручен, чтобы доставить зрителю удовольствие. Но без некоторых вещей не обойтись -- итак, капитану поручено вести слежку за известным в ГДР драматургом, талантливым и осторожным, влюбленным в актрису, на которую положил глаз член ЦК компартии, курирующий как раз госбезопасность. Органам поручено нарыть компромат во что бы то ни стало, а начальник-карьерист, как и положено, глуповат и ленив и поручает дело менее тщеславному, но более дельному сотруднику. Так начинает раскручиваться интрига. Честный капитан, работающий не за страх, а за совесть, охотно и профессионально приступает к работе, лично прослушивая квартиру драматурга, и тут его человеческая сущность вступает в борьбу с профессиональным долгом. Потому что даже в преданном идеалам социализма сухаре могут проснуться сострадание, жалость, любовь.

Смотреть этот некороткий фильм интересно, хотя и не захватывающе интересно. Актеры играют великолепно, особенно исполнитель главной роли Ульрих Мюэ, лаконично и точно передающий переживания своего "человека в футляре", но и остальные тоже убедительны и неоднозначны, и это актерское мастерство спасает сценарий от присущей ему одномерности.

Но вот что интересно. Почти одновременно три фильма о 1984 годе выходят на постсоветском пространстве, и два из них завоевывают существенные международные награды. Помимо оскароносной немецкой "Жизни других" румынский "Четыре месяца, три недели и два дня" получает главный Каннский приз, а недавно вышедший у нас "Груз 200" пролетает мимо даже национального премиального расклада, уступая на "Кинотавре" фильму достойному, современному, но куда менее будоражащему.

Наиболее явное международное признание -- и в Европе, и в Америке -- получает картина, самая далекая от личных впечатлений о событиях недавнего в сущности прошлого.

Для режиссера, не имеющего ранящего личного опыта, не пытавшегося приспособиться к реалиям режима и не умеющего найти свой взгляд на него, все просто. Люди есть люди, и те, кто хорош, остаются такими при любых режимах, а наверх вылезают те, для кого любой режим лишь средство для личного благополучия. Мысль простая и неверная, но очень утешительная.

Да, считает автор сценария и режиссер «Жизни других», растлевающая сила страха способна сокрушить самых тонких, нежных, талантливых, а с другой стороны, достоинство может сохранять и глубоко повязанный в обстоятельствах человек, и в этом смысле что Штази, что римские легионеры -- разница только в антураже. Режиссеру интересно создать атмосферу времени, он с удовольствием говорит о цветовой гамме, увлекается реалиями, а это при реставрации недавнего прошлого труднее, чем для далеких эпох, но, по сути, для него эти обстоятельства только повод, чтобы рассказать внятную и увлекательную историю.

Для Кристиана Мунгиу, автора румынской картины «Четыре месяца, три недели и два дня», время главный действующий герой. Быт, его обстоятельства, сама структура обыденной жизни определяют отношения персонажей и диктуют им образ мыслей. История одного криминального аборта -- это и есть подлинная история подавления и несвободы, жестокого и бесчеловечного порядка при внешнем ханжестве. Все эти марки сигарет и косметики, все эти мелкие хитрости теневой торговли и взаимного лицемерия куда глубже проникают в суть социалистического режима, чем мелодраматические страсти "Жизни других". Но зато куда уже и аудитория камерной истории двух студенток, которые переживают глубокий экзистенциальный кризис, почти этого не замечая, погруженные в бытовые проблемы, -- клеенка для того, чтобы на гостиничной кровати не осталось следов крови, вранье консьержу, забытый паспорт, день рождения мамы друга, плата "натурой" за риск врачу и т.д. Конечно, слежка, тюрьма, доносы -- это ужасно, страшно, но все-таки это понятно, но непонятно и незаметно ежедневное растление тотальным пренебрежением к личности. Но зрителей, уверенных, что главное зло пережитого нами периода -- риск тюремного заключения за переданный на Запад текст, в мире гораздо больше.

В России охотников разбираться в прошлом, как известно, вообще немного. Наша публика хочет, чтобы ее развлекли, и не любит "грузилово". Поэтому российский режиссер Алексей Балабанов применяет для воспоминаний о прошлом спецсредства, создавая невероятный, небытовой, фантасмагорический мир, где суть происходящего можно почувствовать не умом, а животом, вспомнив тот привычный ужас, отравляющий каждого, кто жил в этом мире без любви и надежды. В "Грузе 200" абсурд происходящего доведен до абсолюта, и в этом фильме страх самого автора читается куда более явно, страх не КГБ, не партийных начальников, не смерти даже, а жизни в нечеловеческих обстоятельствах, принимаемых всеми за норму. Эти собственные впечатления не смывает краткий опыт "других" времен, но его плохо понимают те, кто не пережил его сам. А те, кто пережил, не хотят его вспоминать, предпочитая ироническую ностальгию по Советскому Союзу и его старым песням.

В фильме "Жизнь других" мир, в сущности, устойчив и нормален, и его беда в том, что власть на время захватили плохие люди. А хорошие вынуждены были подчиниться силе. Но все закончилось хорошо -- когда плохие торжествовали победу, с востока уже шел свет новой жизни, крупным планом -- газета с портретом нового советского генсека Михаила Горбачева. Реальные проблемы советского периода с разрушением Берлинской стены, как мы, их пережившие на собственной шкуре, уже знаем, никуда не делись. Изживать наше историческое прошлое и наше, и следующее за нами поколение будет еще долго.

А остальные пусть немного пощекочут себе нервы историей тотальной слежки -- снято действительно увлекательно и к тому же многое забавно. Например, доклад о работе над юбилейной пьесой о Ленине, практически сочиненной сотрудником Штази ради реабилитации своего подследственного.