Народное искусство слишком большой популярностью (простите за каламбур) не пользуется. Прялки-моталки, горшки и кочережки выставляют у нас в музеях так погано, что смотреть на это сил никаких нет. А причина в том, что буйную энергию этого искусства, его хтоническую первородную силу советское и постсоветское государство умудрилось убить идеологической смердятиной. Отделы с пыльными витринами, где томились (и томятся) образцы народных промыслов, в среднестатистическом советском музее служат прологом к какому-нибудь рассказу о беспросветной нужде и тяжкой доле. А о том, что искренний, неуемный в своей гениальной неправильности мир этого искусства вводил в транс авангардистов (начиная с Пикассо, мастеров «Бубнового валета» и Пиросмани), в «совке» и думать-то запрещалось. Даже после перестройки, когда тема влияния народного искусства на поэтику русского авангарда стала мейнстримом (не в последнюю очередь благодаря монографии «Бубновый валет» историка искусства Глеба Поспелова), в работе с коллекциями народного творчества традиционных музеев мало что изменилось. Сегодня две линии художественной жизни так и идут не пересекаясь: модный авангард с его бутафорским шлейфом криминальных и рыночных сенсаций и отдельными подлинно сенсационными находками и научными открытиями... и немодное народное искусство, которое жухнет в традиционных музеях и интересует немногих чокнутых фанатов-коллекционеров и научных сотрудников.

Приятно, что к этим чокнутым можно причислить милую Марину Лошак. Она давно уже увлечена благородной идеей доказать, что безымянные деревенские расписные свистульки, люльки, кроватки и лопатки, собственно говоря, и являлись преддверием авангарда как такового. Символично, что после выставок прялок и свистулек, раздобытых в ходе этнографических экспедиций во многие области России, главным героем новой выставки Марина выбрала именно дверь. В галерее «Проун» представлены двери, приобретенные у крестьян Вологодской губернии. Самая ранняя -- с кудрявым львенком -- датируется 1847 годом. Двери низенькие -- чтобы войти, нужно согнуться. На севере тепло берегут. Расписывалась та сторона, что обращена была к улице. Потому на простых дощатых оборотах каждой двери сотрудники галереи мелом написали слово «Выход». В связи с концептуальными программами новейшего искусства надпись принимается очень современно. Главное же впечатление таково: на выставке удачно артикулирована способность традиционного искусства стимулировать проектное мышление всего европейского модернизма. Выполнять функцию своеобразной гимнастики для глаз.

Картиночки восхищают бесшабашной свободой пластического языка и одновременно следованием жесткому иконографическому канону. Ведь сюжеты росписей хранились в памяти разных поколений и передавались как завещание. Очень часто изображали львов. Объяснение тому простое: дверь расписывалась снаружи, и лев служил оберегом, охранной силой (вспомним скульптурные фрагменты фасадов храмов Владимира и Суздаля, где похожие кудрявые львята вплетались своими хвостами во фризы порталов или аркатурно-колончатых поясов; надпись «Осторожно, злая собака!» -- атавизм той же средневековой культуры). Любо-дорого смотреть на натюрморты -- вариации лубочных вывесок с самоварчиками, птичками, штофчиками и селедочкой, которыми так пленялись русские сезаннисты-бубнововалетовцы первых десятилетий прошлого века. А нарисованные на дверях в разные периоды (вплоть до 1941 года) портреты бравых солдат с закрученными усами свидетельствовали о том, что дверь разделяла два вековечных и, увы, чаще одновременных понятия русской истории -- «войну и мир».