|
|
N°108, 25 июня 2007 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Истории с биографией
Конкурсные фильмы 29-го Московского кинофестиваля
Вряд ли намеренно, но в один и тот же день в программе московского фестиваля сошлись два фильма, героями которых стали вполне реальные исторические личности, однако назвать эти картины обыкновенными «байопиками» язык не поворачивается. Впрочем, по разным причинам.
«Мольер» Лорана Тирара относится к разряду завиральных фантазий на тему молодых лет знаменитых людей -- в разное время такие фильмы снимали про Черчилля, Эйнштейна и бог знает кого еще, самый же наглядный пример -- увенчанный «Оскарами» «Влюбленный Шекспир», на которого «Мольер» похож больше всего.
В 1658 году Жан-Батист Мольер (Ромен Дюри, время от времени поразительно походящий на режиссера Павла Руминова) вместе со своей труппой возвращается в Париж из долгого странствования по Франции, получает от короля театр и развлекает почтеннейшую публику разудалыми фарсами в духе братьев Маркс. Впрочем, спектакли типа «Тридцати трех подзатыльников» не приносят ему материального благополучия, да и разгульная жизнь чего-то да стоит, так что Мольера вот-вот должны посадить в кутузку за долги. Спасение приходит в лице -- ну конечно же! -- некоего господина Журдена (Фабрис Лукини), который нанимает Жана-Батиста написать пьесу, которая поможет ему соблазнить молоденькую соседку (Людивин Санье). Таким образом Мольер оказывается в доме Журдена под видом священника и -- ну конечно же! -- под именем Тартюф. Само собой, новоявленный Тартюф влюбляется в госпожу Журден (Лаура Моранте), с головой погружается в многочисленные интриги, а попутно заражается идеей настоящего театра и понимает, что комедия должна обращаться не только к низменным инстинктам, но и к глубинам человеческой души.
Все это, конечно, мейнстрим, но мейнстрим высшей пробы. Несмотря на то что картина получилась вполне предсказуемой и чуть более нравоучительной, чем хотелось (в недавнем похожем «Распутнике» про Дени Дидро оправданной разнузданности было все-таки побольше), смотреть ее на редкость приятно. Пафос, без которого все-таки не обошлось, расчудесно снижается милейшими комическими штампами вроде пряток под столом или переодевания в женское платье, играют все на редкость хорошо, а от Лауры Моранте и вовсе не отвести глаз. Пока строить прогнозы по поводу возможного распределения призов явно рано, но если бы жюри отметило эту удивительную актрису, оно бы не прокололось.
Следующая лента обещала быть куда более ядреной и острой, да так оно, пожалуй, и обстоит на самом деле, но удовольствия от нее куда меньше. «Мой фюрер, или Самая правдивая правда об Адольфе» Дани Леви -- именно что фарс, вроде тех, от которых пытался бежать Мольер. В конце 1944 года Адольф Гитлер (Хельд Шнайдер) совсем уже слетел с катушек и вряд ли будет в состоянии произнести традиционную новогоднюю речь. Поэтому хитроумный Геббельс (Сильвестр Грот) придумывает выписать из концлагеря профессора Адольфа Израиля Гринбаума (Ульрих Мюэ), специалиста по риторике и, как нетрудно догадаться, еврея. За пять дней Гринбаум должен превратить еще ворочающего языком убогого уродца (такого длинного носа не было у Гитлера даже на карикатурах Кукрыниксов), который мочится в постель и играет с игрушечными линкорами в ванной, в вождя нации и пламенного оратора. При том что профессору хочется этого в последнюю очередь, но от успеха мероприятия зависит жизнь его семьи.
Несмотря на то что тема в высшей степени провокационная (тем более для послевоенного немецкого кино, которое сломя голову бежит от любой двусмысленности по поводу Рейха и «окончательного решения еврейского вопроса»), выглядит все по большей части довольно уныло. И не то что бы создатели фильма чего-то стесняются: вроде и пижаму фюрер описывает регулярно, и бегает на четвереньках с глухим лаем, и глаза таращит, и в полубреду укладывается в постель к еврейской чете, а все не смешно. И совершенно не поучительно -- никаких выводов из происходящего на экране невозможно сделать в принципе, а это как раз тот редкий случай, когда сожалеешь об отсутствии какой-никакой морали в конце. Зачем надо было городить весь этот огород, решительно неясно. При этом время от времени на экране как будто проскакивают сцены, которые дают понять, что в принципе фильм на эту тему более чем возможен. (Таков, к примеру, эпизод, в котором проснувшийся среди ночи фюрер прокрадывается мимо спящей охраны из своих апартаментов во двор Рейхсканцелярии и гуляет там со своей овчаркой Блонди, облаченной в эсэсовскую форму -- вроде бы ничего особенного, но ведь запоминается.) Но они так и остаются отдельными редкими кусочками возбуждающего аппетит жгучего перца в огромном блюде остывшей тушеной капусты, которую довольно трудно переварить.
Станислав Ф. РОСТОЦКИЙ